ЛетныеДневники ЧастьШестая
Шрифт:
Где они теперь – печники, сапожники, мадиски, молочницы, плотники, мебельщики, колодезные мастера? Люди, перед умением которых я до сих пор преклоняюсь?
Вытравили. А ведь эти люди – производили! А теперь – «дай». Наплодили ПТУ, с конвейера гонят вал сопляков – без умения, без желания, без достоинства мастера, без сознания своей профессиональной состоятельности и необходимости. И они – дают! Весь мир удивляется: во дают!
Вот я и вынужден быть сам себе мастером, в меру сил и способностей Сам себе и печник, и каменщик, и плотник,
Надо только понять будущим исследователям психологии людей в период т.н. перестройки: какой же гигантской силы пресс советской действительности нас плющил – а мы выжили! Не скурвились, остались людьми… правда, ожесточились.
Бегут за рубеж, за бугор, самые истовые дерьмократы, митинговые трибуны, бегут, набив шишки о бетонную стену действительности; бегут и кто послабее духом, устав от бардака и нищеты. А я не испытываю и теперь никакого желания хрять. Я – кот, гуляю где мне вздумается, но я люблю свое место. Не надо мне пальм, не надо жары, пляжей, пива без очереди, кондишенов и т.п. сервиса цивилизации. Мне и в куфайке хорошо в Сибири.
Они бегут от людей – к людям же. От плохих наших к хорошим ихним. Они там среди тех хороших собираются делать бизнес, вертеться в беличьем колесе – среди таких же, но более опытных и отнюдь не желающих пропустить вперед чужака.
А главное: вспомнят же под пальмами родные березки – неужели не дрогнет сердце, не набежит слеза?
Я далек от того, чтобы уж так клясться в любви к родному пепелищу, но, черт возьми, я и не настолько нищ духом, чтобы не осознать, где, в каком краю я живу и что могу потерять.
Там я буду не жить, а биться за существование среди чуждой толпы. Чуждой. Там будет кондишен, но не будет русской общей бани, где свои под веничек поругивают правительство. Там не будет каменистого берега Енисея с чистейшей водой. За доллар там тебя свозят хоть в Большой Каньон, за доллар высунут в частном лесу из-под земли гриб, вытолкнут к крючку рыбку… а уж от берега Миссисипи сам убежишь, зажав нос.
Здесь страшно ходить в лес, медведь в нем хозяин, но лесов на нас всех хватает; там же каждый акр куплен, просчитан, цивилизован, огорожен, и за доллар тебе в нем будет отведено твое место и время.
Нет уж, я доживу свои дни здесь. Я отдал своей стране лучшие годы, здоровье, пыл молодости; так что теперь – бежать от самого себя?
Не побегу я к сервису. Я его буду делать для себя сам, своими руками, пусть на куфаечном уровне, но – сам. Я хочу делать не то дело, за которое больше платят, а то дело, которое люблю.
Я над этой страной пролетал и насмотрелся на нее достаточно, чтобы кровью и плотью понять: это моя РОДИНА. Как ни пытаются опошлить и обгадить это понятие, но оно в сердце, и словами этого не объяснишь. Я чувствую, что существую в среде, покинуть которую не в силах. Видимо, я из тех людей, которых властно держит за сердце ностальгия.
Как человек города, допустим, москвич, знает и любит свой Арбат, Охотный ряд, Волхонку, Таганку, – так я знаю и люблю мои Саяны, и Становой хребет, Кавказ и Крым, Волгу и Лену, Байкал и Балхаш, пики Удокана и Тянь-Шаня, Обскую Губу, Корякскую сопку, Ханты-Мансийск и Серов, Домодедово и Кольцово, Сергелийский рынок и Привоз… хотя на том Сергелийском рынке у меня и украли документы. Но я все это ощупал глазами и обнял душой, я постигал эту красоту светлыми бессонными ночами, и туманными зорями, и при солнечном свете, и под прессом усталости, на взлете и на посадке, на вираже и на эшелоне, и в болтанку, и через редкие облака, летом и зимой, в снегу и в зелени, и в золоте осени, и в половодье весны, и под грозами, и в пыльную бурю, и под полярным сиянием…
Это моя жизнь, это в меня вросло тысячами побегов и корней. Какая, к черту, заграница. Полетайте с мое, поглядите на мир – лучше моей родной страны нет.
Можете упрекнуть меня в квасном патриотизме, но, извините, этот квас изрядно разбавлен потом моей мокрой пилотской задницы. Я для моей Родины работал. Я не заседал в президиумах и комитетах, а пахал и пахал свое небо. И если посевы взошли и дали мне плод, ну, пусть не ура-патриотизма, а тихой, уверенной любви к родной земле, – слава Богу.
12.12. Хорошие анализы. Гора с плеч: половина медкомиссии, считай. Ну, собственно велосипеда и бигудей я не боюсь. А дальше – лишь бы хирург не заметил больное колено. Ну, у меня другой хирургический диагноз, он отвлечет.
Колено мешает рулить педалями на старых машинах, где нет ручки. Ну, помогаю на развороте левой рукой, упираю ее в колено, разгружаю. Летом буду давать рулить вторым пилотам, а нынче, в гололед, извините, приходится самому, через боль.
14.12. Приехал вчера в контору в надежде получить зарплату сразу за два месяца. Спасибо, дали хоть за октябрь, но… рублевыми бумажками. Принес домой два кило рублевок, ну, на мелкие расходы.
16.02. Погуляли у друзей на юбилее. Компания подобралась очень дружная и голосистая: только я растянул аккордеон – как грянули «Казака», и потом орали весь вечер, дружно и чисто, на голоса, и я орал, дурак дураком, завелся, да так, что и закусить путем было некогда. Пришел домой пьяный, с чувством легкого голода, и тут же лег спать. Но повеселились хорошо. И о политике некогда и незачем было болтать.
Специалисты в газетенке учат, как выжить в условиях инфляции. Много разговоров вокруг. Но, в конечном счете, речь идет о том, чтобы те, кто привык жить на халяву, поняли: мы не все равны. Самолет, ресторан, отдых на море, автомобиль пока доступны лишь тем, кто набрал больший потенциал, а теперь, вот нынче, дает отдачу большую, чем другие, ну, больше вкалывает, от кого больше конечный результат. Или кто больше ворует. Ну, такова жизнь.
А остальным… даются советы, как выжить. Главный из них: шевелись, не сиди, делай что-нибудь, думай, думай, рискуй! Правда, эти советы заработают лишь на пустой желудок. Гром не грянет – мужик не перекрестится.