Лето длиною в ночь
Шрифт:
— Нет, Глеб… — тяжело вздохнула она. — Понимаешь, её место — там, в прошлом. На неё надеялись, она людей объединяла. Общей надеждой, понимаешь?.. Г.А говорит — общей надеждой мир меняется. Ну, он ведь и вправду менялся…
— С чего ты взяла?
— Я почитала про Владимирскую… ну, в Инете посмотрела, сколько успела. Ой, Глеб, не смотри на меня так…
Руслан постучал карандашом по столу.
— Итак, что мы имеем. В кладовке стоит древняя икона. Предположительно — Владимирская икона Божьей
— Да что предположительно. Это точно — она!
— Она, — согласился Руслан. — Икона знаменитая, считается чудотворной, и по меньшей мере дважды упоминается в учебниках истории. — Мы точно знаем место, в которое нужно вернуть икону. В город Владимир! Глеб, так?
Глеб кивнул.
— Во Владимирский Успенский собор?
— Да.
— Это всё, что мы знаем наверняка. — Руся закусил зубами карандаш, задумался. — Ещё мы знаем, что в это самое время как раз случился набег на город. Но в каком году произошёл набег, свидетелем которого стал Глеб? В те времена набегов много было. — Если б ты, Глеб, рассказал нам что-нибудь, что видел! А то — молчишь, как рыба… — закончил Руслан с досадой.
Глеб потупился.
— Он рассказывал, — вступилась Луша. — Он первый раз туда попал, когда собор только расписывать собирались. И знаменитый Андрей Рублёв там был, между прочим! Я посмотрела — это в 1408 году скорее всего было. А когда Глеб второй раз туда попал и с иконой вернулся — храм уже полностью расписан был. И тоже — лето было. Ведь так, Глеб?
— Лето.
— Ага, — Руська нахмурился, почеркался на клочке бумаги, что-то подсчитывая, рассеянно сунул в рот карандаш. — То ли в 1411-м, то ли в 1410-м был набег, не пойму… Летом, однако…
— Ладно, слушайте дальше: «В тот же год преосвященный Фотий митрополит пошёл с Москвы во Владимир.
И вот князь Даниил Борисович Нижнего Новгорода, укрывшись тайно от всех, привёл к себе султана Талыча и послал спешно к Владимиру боярина своего Семена Карамышева, а с ним 350 татар, а руси 350 же.
И пришли к Владимиру лесом внезапно из-за реки Клязьмы в полдень июня третьего дня, а града тогда не было, и наместника Юрия Васильевича Щеки не было же тогда.
А преосвященный Фотий митрополит после вечерни пошёл в свою митрополитову волость в Сенеж месяца июля второму дня под конец.
Татары ж придя, град взяв, ограбили и сожгли, а людей всех избили и пленили…»
— Так дело было? — оторвался от монитора Руслан, обращаясь к Рублёву.
— Похоже… — понуро ответил тот.
Руся кивнул и продолжил чтение: «Митрополит же был на Святом озере своем у церкви святого Преображения Господня.
И пришла из Владимира весть к Фотию митрополиту: „Вот пришёл во Владимир султан Талыч со многою ратью, да с ним воевода князя Даниила Борисовича Семен Карамышев после твоего ухода
И Фотий отошёл в леса на озера свои Сенежские в крепкие места.
Татары же не застигли митрополита, и возвратились, и много людей повсюду секли без милости, и стадо градское взяли, и пожгли, и людей побили без числа много, и богатство их взяли…»
Часть шестая. Обратная перспектива
Набег
Тем страшным июльским днём конники подошли к разомлевшему, сонному от жары городу тайно, лесными дорогами.
Первыми — с посвистом, с гиканьем — выскочили из леса на заливной луг Талычевы люди. Владимирское городское стадо, пасущееся за Клязьмой, спешили прежде всего захватить.
Тучные пёстрые коровы, испуганно кося глазом и надрывно мыча, сбились кучей. Пастух — немолодой рябой мужик — только завидел верховых, мигом сорвался, погнал коня к реке. Метил — вплавь, через Клязьму, к речным воротам: опередить татар, предупредить своих владимирских. Не успел. Снял его один из ордынцев — прицелился издалека, хладнокровно и уверенно спустил тугую тетиву.
Беглец дёрнулся, соскользнул с лошади, упал в воду с коротким всплеском, да так и остался лежать лицом вниз на Клязьминской отмели с ордынской стрелой в спине, омываемый тихой речной волной…
Босоногие подпаски рванули врассыпную. Старшие — махом перепрыгивая через колдобины, испуганно окликая друг друга срывающимися голосами, младшие — с отчаянным рёвом, кто придерживая ручонками сползающие на бегу портки, кто путаясь в долгополой, на вырост, свитке… Все-все попадали на бегу, — не миновали и юнцов безжалостные татарские стрелы…
Всадники тем временем быстро переправились на другой берег, и словно лавина обрушилась на Владимирский посад. Нападавшие секли и рубили налево и направо, оставляя позади горы трупов. Запалили кровли. По такой-то жаре в считанные минуты занялся посад, целиком выгорел, дотла…
Короткая потасовка у речных ворот, и налётчики уже ворвались в город.
Талыч с Карамышевым мчались на митрополичий двор, гнали во весь опор — скорее, скорее, взять Фотия тёпленьким. Как делить его будут не сговорились заранее, поэтому оба поторапливались.
К досаде своей владыку там не обнаружили: отбыл из Владимира, с вечера уехал в свои угодья на Святом озере.
Разъярённый Талыч, упустив митрополита, которого уже считал своим пленником, глаза совсем сузил, зашипел от злости, хлестанул сообщившего подробности мосластого владимирского мужичка по лицу плёткой, с заплетённым в неё куском свинца. Тот охнул, согнулся пополам, упал на колени, завыл от боли, зажимая ладонью выбитый глаз.
Талыч отвернулся, скрипнул зубами, потом заорал на своих, заругался.