Лето и осень сорок пятого
Шрифт:
Мужественно терпя нужду и лишения Великой депрессии, Скворцов отчаянно верил, что настанет день, и американцы все же скажут большое спасибо своему спасителю, но этого не случилось. Каждый раз, когда Николай Александрович пытался обратить внимание властей штата на страшную угрозу, притаившуюся под их ногами, его неизменно выставляли вон. Идеи русского "сумасшедшего профессора" были никому не нужны.
Мало ли что находилось под ногами у американцев. Страшное землетрясение прошло больше тридцати лет назад и больше не беспокоило жителей штата. По заверению американских ученых, такие сильные толчки бывают раз в сто лет, и значит, в ближайшее время его не следует бояться. Что же касается малых толчков, то они даже очень полезны. На устранение их последствий, местным муниципалитетам было очень удобно списывать денежные средства.
Так и не добившись денег и славы, Николай Скворцов умер в октябре 1943 года, завещав все свое скромное имущество вместе с бумагами в пользу Красной Армии. Исполнить волю усопшего было поручено Красному Кресту, у которого были довольно сложные отношения с Советским Правительством. Одним словом только в апреле 1945 года бумаги геолога оказались в Москве, в ведомстве наркома Берия.
Всесильный нарком совсем не был свирепым палачом, душителем свободы и по совместительству сладострастным растлителем. Взвалив на свои плечи кроме заботы о государственной безопасности, кучу иных проблем и в первую очередь создание атомного оружия, он внимательно следил за всем новым, что появлялось на научном горизонте.
Когда ему доложили о бумагах Скворцова, Лаврентий Павлович отнесся к ним со всем вниманием, несмотря на то, что в сопроводительной записке они значились под литером "записки сумасшедшего". Не имея возможность вникнуть в их суть, для определения достоверности он приказал отправить бумаги на анализ, с литером для личного доклада.
Именно эта литера и заставила мужей науки подойти к наследию ученого со всем старанием и вскоре бумаги Скворцова поменяли гриф "мусор" на "ценное сообщение". Свой окончательный статус, они обрели в августе 1945 года, когда попали в руки одного молодого академика, который с легкостью предложил идею, от которой у бывалых военных волосы встали дыбом. Зная опасные точки разлома в Калифорнии, он предложил возможность нанесения удара по ним ядерными зарядами. Быстро подработав идею, что называется на коленке, он направил наркому докладную записку.
Прочитав её, Берия не поверил написанному, но будучи по своей натуре государственным прагматиком, потребовал тщательного изучения вопроса и когда получил положительный ответ, сильно призадумался.
Молодой ученый делал свое предложение в расчете на недалекое будущее, однако нарком намеривался использовать его идею сейчас. Атомного оружия в распоряжении СССР не было, но оно имелось у Японии. Плохонькое и в малом количестве, но ядерное оружие имелось. Оставалось только точно рассчитать место его применения и умело перебросить все материалы японцам.
Спешно засевшие за расчеты специалисты быстро вычислили наиболее слабое место в разломе, удар по которому был способен нанести сильный ущерб всей Калифорнии. При этом никто не мог даже предположить степень планируемого ущерба.
По этой причине, идя на доклад к Сталину, нарком не стал говорить ему всей правды. Все сообщение было построено в таком ключе, чтобы руками японцев сделать американцев более сговорчивыми в межгосударственном диалоге. Вождь благосклонно отнесся к докладу Берии и дал добро.
Ради передачи японцам полученных сведений, советская разведка задействовала одного из лучших своих агентов имевшего выход на самые верхи. В ноябре сорок первого года он сумел убедить принца Коноэ в том, что Америка вот-вот объявит Японии войну, в результате случился Перл-Харбор. Ровно через четыре года история полностью повторилась.
Едва узнав об открывшихся возможностях, принц, едва дождавшись подтверждения ученых, стал энергично давить на доступные ему рычаги. Отсутствие времени и страстное желание доказать свою правоту, заставили Коноэ и примкнувшим к нему генералам пойти ва-банк.
Подобно азартному игроку, они поставили на карту все, что имели, не проведя тщательной проверки поступивших сведений.
Великая богиня Аматерасу, явно благоволила к своим потомкам. Оба самолета уверенно скользили вдоль заснеженных шапок гор Сьерра-Невады, оставаясь незамеченными американскими радарами. Им нужно было пролететь всего тридцать девять минут, прежде чем они должны были оказаться перед целью.
Это был небольшой горный отрог, обозначенный в работах Скворцова как "задвижка сатаны". Согласно расчетам "сумасшедшего профессора", землетрясение в этом районе могло привести к катастрофическим последствиям, как по одну сторону гор, так и по другую.
Занимаясь изучением разлома, для подтверждения своего открытия, Скворцов смог сделать даже аэрофотосъемку "задвижки" сатаны". Желая максимально облегчить работу японским летчикам, нарком Берия приказал передать эти фото в обязательном порядке, что и было сделано. Летя над незнакомой местностью, японские пилоты точно знали куда, следует сбросить бомбы.
Солнце уже взошло, когда самолеты достигли нужного им места и стали выписывать над ней круги. Совершенно не скрываясь, японские пилоты вышли в эфир и стали обмениваться репликами между собой.
Сделав над горным отрогом три круга и убедившись, что перед ними именно то, что они искали, пилоты распахнули свои бомболюки.
– За Японию!
– воскликнул один из пилотов, нажимая кнопку сброса пролетая над целью.
– За императора!
– немедленно подхватил другой, освобождая свой самолет от страшного груза.
Взошедшее солнце ласково играла своими лучами на белоснежных снегах древних гор. Казалось, что ничто не сможет нарушить это застывшее великолепие, но пытливый человеческий ум нагадил и здесь.
Почти одномоментно, на благодатной калифорнийской земле возникли два ужасных взрыва. Сначала вспыхнувшие ярче взошедшего солнца, а затем превратившиеся в черное грибовидное облако. Страшный грохот, подобный грохоту сотни тысяч барабанов ударил по горным склонам, моментально множа свою силу и свою численность. Зашумели отроги, закачались горные вершины, задрожали снега.
Ни одно человеческое ухо не могло выдержать этой какофонии, но не только оно. Не выдержали недра, которые сначала как бы загудели в ответ, а затем заходили ходуном, от подземной дрожи, идущей из глубоких недр. Словно от работы огромного невидимого мотора, что неудержимо набирал невиданные обороты, земля лихорадочно затряслась, а в тот момент, когда он достиг своего максимума, со страшным грохотом раскололась.