Лето пахнет солью (сборник)

Поезд летит со скоростью моих мыслей. Я прислоняю лоб к прохладному окну и смотрю на небо – ночное, черное, звездное. Люди в вагоне сопят и похрапывают, как будто никому нет дела до того, что идут последние минуты весны. Будто не они всего несколько месяцев назад радовались пронзительному весеннему запаху, который бывает всегда, едва только растает снег. Запаху скоротечному, смеющемуся вместе со мной, бегущему вперед, к этому дню, когда все запахи смешаются и превратятся в одно сплошное праздничное лето. Мне хочется разбудить родителей, чтобы они встретили лето вместе со мной, но я только вздыхаю и снова вглядываюсь в ночь.

Там, далеко за окнами – море. Его еще не видно, но я чувствую, как становлюсь к нему все ближе. Поезд раскачивает из стороны в сторону, последние минуты весны рассыпаются в дребезжании стаканов в подстаканниках…

Сегодня я засыпаю, но завтра я поздороваюсь с морем.

Я скажу ему – здравствуй, море.

И это будет значить многое.

И здравствуй, лето. Здравствуй, морская соль, которая будет держать меня на волнах и уносить прочь.

И здравствуйте, беззаботные морские люди, теплые улицы, чернеющие горы, беспощадные комары, направленные солнечные лучи…

Я засыпаю и проснусь уже летом.

…И вот завтрашний день. И мое лето, пока еще бесконечное. Я стою на берегу, и волны облизывают мои подошвы. Камни впиваются в пятки, а я вдыхаю тягучий, пропитанный водорослями и йодом воздух.

Вдруг рядом со мной незнакомый мальчишка, вглядываясь в горизонт, говорит:

– Здравствуй, море.

И я отвечаю:

– Здравствуй.

Ленка была маленькой. Не то что ее бабушки, с которыми она ехала на море. Бабушек было три, и все они были большие.

Ленка даже боялась думать, какая из бабушек больше. Если она решала, что одна, то вторая начинала казаться еще внушительней, и ее заслоняла третья, и тогда первая надувалась, как павлин, разводила руки в стороны, и Ленке хотелось спрятаться, потому что эта бабушка, конечно же, сразу поглощала мир целиком. Но проходило несколько минут, и Ленка осторожно открывала один глаз, убирала ладонь с другого, и перед нею оказывалось бабушкино лицо. Бабушка заботливо спрашивала, а голос ее гремел километров на пять вокруг:

– Ты, Леночка, испугалась чего? Ты, Леночка, ничего не бойся. Если всего станешь пугаться, то так и заикой останешься, – и бабушка ласково трясла Ленку за плечо.

Но Ленка не боялась стать заикой – она боялась бабушек, особенно когда те собирались вместе. Они смеялись так громко, что потрясывало, а соседи опасливо затихали. Ленка забивалась в уголок вагонного сиденья и царапала коленку – так было спокойней. Время от времени бабушки замечали ее, и тогда одна из них говорила:

– Скушай яблочко!

Ленка мотала головой так отчаянно, что стукалась о стенку, и тогда вступала вторая бабушка:

– Курочки поешь!

И когда Ленка вместо ответа пряталась за коленки, третья бабушка громыхала:

– А харчо у нас нету!

И все три бабушки снова смеялись, и вагон снова потрясывало, и соседи снова замолкали… А Ленка только думала: почему харчо? Откуда в голове у бабушек харчо? Будет ли оно там всегда, или только сегодня?

К слову сказать, Ленка не была такой уж маленькой, она казалась крохой только по сравнению с бабушками. А на деле ей уже исполнилось девять лет, потому-то родители и отпустили ее с бабушками одну. И там, дома, ей казалось, что ничего страшного, что главное – море, что когда будет море, огромное, куда больше бабушек, самих бабушек и видно-то не станет…

Вообще-то родная бабушка среди всех троих была одна – Вера. Ленка ее по-свойски считала самой средней по размерам. Остальные две были бабушкиными подружками, еще со школьных лет. Они вместе учились, потом продолжали дружить и расти, расти, расти… Вроде уже и возраст такой, что рост должен прекращаться, но бабушки были обновляющиеся. И еще они любили море. Это было так странно, что Ленка даже считала, будто любовь к морю у них от каких-то других людей, а все остальное – свое.

А море они любили еще с тех самых школьных лет. Однажды их в школе свозили одним глазком взглянуть на море, и бабушки решили (то есть тогда они были еще не бабушками), что будут ездить на море каждое лето, чего бы это им ни стоило. А стоило это денег, и бабушки экономили на хлебе, гречке, гостинцах Ленке и складывали сэкономленные деньги в ежегодную копилку.

– Сейчас как приедем на море, – мечтательно говорили бабушки. – Как разляжемся…

«Ха-ха, – думала Ленка. – Бабушки – крымская Фудзияма. Эту гору не обойти, не перепрыгнуть, и только соленый прибой…»

– Скушай яблочко! – вдруг громыхнула одна из бабушек.

– Я буду харчо, – еле слышно сказала Ленка, но бабушки расслышали и снова разразились хохотом. Проходивший мимо мальчик с кружкой от неожиданности остановился и оцепенел, как кролик перед врагом.

– Сыночек! – обрадовались бабушки. – Принеси нам водички!

И протянули ему три полулитровых кружки.

– Ага-ага, сейчас, – испуганно сказал мальчик, нырнул дальше в вагон и больше не появлялся.

– Мы снова без воды, как в жаркой пустыне Сахаре, – подосадовала одна из бабушек. – Сбегай, Леночка.

Но Ленка только лишь удивленно посмотрела на бабушек, будто увидела их впервые, и те махнули рукой.

– Горячее вредно, – сказала одна из них. – От горячего толстеют.

– Я тоже по телевизору про это видела, – подтвердила другая.

– Глупые старые тетки, – буркнула третья, но бабушки не обиделись и даже как-то успокоились.

Они почти неслышно доедали продукты, всего лишь немного поприставали с расспросами к девчонке, которой достался билет на боковые места, а вечером одна из бабушек почти легко вспорхнула на свою верхнюю полку. Ленка за вечер испугалась всего один раз, когда бабушка с верхней полки подмигнула ей, Ленке, а потом сразу же уснула. И Ленка тоже уснула и, казалось, проснулась только тогда, когда бабушки уже выгрузили все свои многочисленные чемоданы в Симферополе.