Лето перемен
Шрифт:
— О, ничего личного. Эта… особа разрушила твой брак, и мне не по душе мысль, что Джеки попадет под ее присмотр. Если попадет.
— Она не разрушала мой брак. И я не хочу это обсуждать. Я хочу, чтобы вы стали друзьями.
— А я сама решаю, с кем становиться друзьями, а от кого бежать, словно от чумы. И нечего таскать к Джеки кого ни попадя!
— Но он спал!
— А если бы проснулся?!
— Вот поэтому я увел ее днем. Она болтушка и хохотушка… Рассказал ей о Джеки и тебе, а потом обсудил дела. Ты же знаешь, я собираюсь многое изменить в своей жизни.
Она вырвалась
— А о нашем соглашении ты ей тоже рассказал?
— О шести месяцах? Мне казалось, это должно остаться между нами… особенно вторая часть.
Вероника вряд ли смогла бы продержаться еще один раунд, но в этот момент невозможный лорд стал холоден и вежлив, как… английский лорд.
— Твоя комната следующая. Вот двери, сможешь видеть Джеки. Переодевайся к ужину и приходи знакомиться. По коридору направо и вниз по лестнице. Жду тебя.
Она стояла под душем в буквальном смысле до посинения, а потом так яростно причесывалась, что, кажется, поцарапалась. Теперь Вероника Картер напоминала очень злую цыганку, одетую в оранжевую юбку и малиновый топ с открытыми плечами.
Плевать! Она будет яркой и легкой, как язык пламени, а Кэролайн пусть изойдется со своей элегантностью!
Когда из тьмы явилась нянька Нэн, Вероника едва не заорала в голос от неожиданности, но старушка и ухом не повела. Она быстро обошла вокруг девушки, что-то бормоча себе под нос. Потом уставилась на нее своими синими глазищами и сообщила:
— Все сели. Ждут. Едят у нас там. Внизу.
— Спа… спасибо.
— Спасибо потом скажешь. Пока иди, поешь. Та, другая, плохо ела. Салат и овес, овес и салат. Потому и злая была. С голодухи все злые. Ладно. Иди.
С этими словами нянька Нэн испарилась.
Через минуту Вероника входила в столовую. За широким и длинным дубовым столом уже сидели Джон, поднявшийся ей навстречу, Кэролайн, приветливо помахавшая ей рукой, а также…
… нет, достаточно на сегодня, пожалуйста! Та самая Шикарная Блондинка!
Еще через секунду Вероника совершенно расслабилась. Шикарная Блондинка резво вскочила ей навстречу и оказалась высокой худощавой женщиной средних лет с яркими серыми глазами и улыбающимся ртом. О возрасте говорили разве что морщинки вокруг глаз, но их можно было разглядеть только вблизи. Одета удивительная женщина была в лимонную юбку и точно такой же, как у Вероники, топ. Она бурно обняла Веронику и повела ее к столу, непрерывно болтая на ходу. В ее речи слышался едва уловимый ирландский журчащий акцент.
— Итак, вы — Вероника. Чудесно! И очень забавно. Я сразу почувствовала родственную душу! Во-первых, топ. Такую вещь может надеть только душевно веселый и умственно развитый человек. Во-вторых, юбка. Вы — оптимистка! Я тоже. В-третьих, вас зовут Вероника, а меня — Вера. Это тоже неспроста, только я еще не поняла, почему, но все равно здорово. Итак, будьте как дома, моя дорогая, и не смейте смущаться!
— Мама!
— Все. Молчу. Знаете, Вероника, раньше я боялась только Нэн. Теперь еще и Джона. Он очень строг со мной. Простим его и поговорим о моем внуке. Я подглядывала в окошко целый день. Вы с ним были неподражаемы. Нэн и Джон не пустили меня к вам, но сердце мое резвилось рядом с Джеки. Не дождусь того момента, когда смогу обнять его, барашка моего кудрявого! А вы, Вероника, вы так здорово с ним обращаетесь! Как хорошо, что вы поживете с нами. Джон рассказал про испытательный срок, это разумно и хорошо, но даже если, к нашей всеобщей радости, все случится раньше, обещайте не уезжать, ладно?
Вероника открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но леди Февершем не дала ей вымолвить ни слова.
— … и вы любите цветы, это сразу было видно. Вы так внимательно рассматривали львиный зев, он удался в этом году, а все пчелы! Говорила я Дику-мельнику, без пчел сад никогда не будет садом по-настоящему!
— Мама!
— Все! Молчу! Тиран! Как и его отец! И Нэн! Они всю жизнь мною командовали, Вероника! Но я их обожаю. Теперь ужинать! Я все время голодная, потому что болтушка, а болтовня сжигает массу калорий, я где-то читала. Вы тоже должны умирать от голода, я уверена. Но все-таки, откуда ваша любовь к садоводству? О, я покажу вам свою гортензию, называется Золотая Лютеция. Это нечто! Я почти дралась за нее на ежегодной ярмарке… У вас есть сад? Да нет, какие в Лондоне сады, разве Кенсингтон… Красиво там сейчас, должно быть?
— Мама!!! Позволь Веронике ответить хотя бы на ОДИН из твоих вопросов.
— Все! Молчу! Теперь ваша очередь. Я буду перебивать, предупреждаю сразу.
Вероника улыбалась во весь рот. Эта женщина ей очень нравилась.
— У меня тоже много вопросов, миссис Фе-вер…
— Вера! Просто Вера! Выкладывайте! Завалите меня ими! Нянюшка! Неужели ростбиф!
— В МОЕ время за столом леди не трещали как сороки и не размахивали руками, а ели тихо и степенно.
— Мама!
— Вера, я очень рада!
— Детка, ешьте, ешьте, вы бледненькая! Ах, какая жалость, что нельзя болтать с набитым ртом, нянюшка не разрешает. Столько нужно спросить… Кэролайн, а ты почему смеешься? Уж ты-то могла бы привыкнуть… Знаете, Вероника, это наша Кэролайн! Прекрасная девочка, честная, добрая, работящая. Мы с отцом, то есть, с ЕЕ отцом хотели поженить их с Джоном много лет назад. Джон тогда был противным подростком, а она не менее противной девицей пяти лет отроду. Потом хлоп, бах, кошмар, он ее не любит, она его тоже, короче, десять лет пролетело, как один день, папаша Кэролайн помер, светлая ему память, прекрасный был человек, а какие у него были розы в шропширском поместье! Да, так вот, потом прошло еще несколько лет, а еще потом Джон приводит в дом Марго, вашу сестру.
— Мама!
— Нет, я не об этом. Просто странно было… абсолютно ничего общего… Впрочем, мы с отцом Джона тоже во многом не сходились. Он, положим, считал, что виноград у нас не приживается, а я… Короче говоря, Джон и Кэролайн стали совершенными братом и сестрой. У нее к тому же большие способности в бизнесе, для меня-то это темный лес, а у нее получается… Теперь Кэрри будет работать за Джона, а он сможет заняться детьми! Вероника!!! Почему вы мне ничего не рассказываете?
— Мама, ты же не даешь ей рта раскрыть.