Лето с капитаном Грантом

Иванов Сергей Анатольевич

В общем, Андрей понимал, что байдарки, может, и нет. Просто хотелось, чтобы она была.

Когда Андрей вернулся домой с банкой гречки, мама сказала:

— Смотри-ка, в банке. А я думала, что только мне это пришло в голову.

— Что пришло?

— Держать крупу в стеклянных банках. Садись обедать.

Маме было легче, когда Андрей дома. Как будто из-за болезни деда мама стала больше бояться за остальных близких. Или ей просто тяжело было оставаться одной?

Андрей обедал и рассказывал маме, откуда взялась банка с крупой. Ему

казалось, что от этой истории любому человеку должно стать хорошо.

Андрей сел делать уроки. В голову все лезло плоховато, но он сидел, занимался. Распускать себя нельзя, нельзя.

Вошел отец.

— Можно посижу у тебя? Мешать не буду.

И тихо сел в углу на диван.

Но через некоторое время заговорил. Андрею даже показалось, что Капитан говорит не с ним, а сам с собой. Такой тихий был у него голос — голос для себя.

— Когда мы поженились, своей квартиры не было, комнаты — тоже. Дед сказал: «Живите у нас». У них однокомнатная квартира. По тем временам далеко не у всех отдельные квартиры, большинство в коммунальных. Однокомнатная. Как мы жили вчетвером в однокомнатной квартире? Теперь странно. А тогда — ничего. Перегородили комнату ширмой, на ней пальмы, попугаи нарисованы. Уютно.

Однажды деду показалось, что я к его дочери не так отношусь. Он ничего выяснять не стал — запустил в меня валенок. От души бросил, с силой, не заботясь о последствиях. Ох я обиделся! Раз так, думаю, все! А потом остыл, поразмыслил: спасибо, что валенком бросил, а не утюгом. Она же ему дочь, а я ему кто? Стать родным — это еще надо заработать. Потом я получал этим валенком еще три раза. Он никогда не объяснял за что. И ведь что интересно — мы с мамой никогда не ссорились, это не так часто случается в начале семейной жизни; люди друг к дружке притираются не в один день, у большинства конфликты. А у нас их, в общем, не было. Но дед улавливал что-то важное: не тот тон, не тот взгляд, напряженное молчание мое. Раз! Летит валенок. И, знаешь, сразу легче — нет скрытых обид, камня за пазухой. Я потом всегда вспоминал этот валенок с благодарностью.

Бабушка в ужас приходила от валенка, а он швырял, ни с кем не советовался.

Андрей глядел на отца: усталый он что-то. А может быть, постарел Капитан? Нет, нет, он еще совсем молодой.

— Пап, а откуда у нашего цивилизованного деда валенки-то?

— Да с войны остались. Он и шинель бережет до сих пор, и гимнастерку. Бабушка моли боялась, ругалась с ним, но он не уступил. Бережет. Теперь один остался, нафталином пересыпает по весне.

Отец замолчал, Андрей тоже сидел за своим столом молча.

Потом отец сказал:

— Трудно нам будет теперь. Дед пролежит в больнице довольно долго. Ездить к нему придется часто, хотя он и ворчит. Сегодня опять настаивал, чтобы ездили реже.

— Нас жалеет. Его дело жалеть, а наше — ездить. Он рад был, что мы к нему пришли.

— Ясно. Время предстоит трудное, все мы живем непросто. У тебя десятый класс, не шуточки. У нас работа. Мама считает, что надо звать на помощь Профессора, а он организует остальных.

Андрею стало как-то тепло и ласково. Ну конечно, друзья кинутся помогать. Они будут по очереди

ездить в больницу, их много, всем будет легче. А дед так любит всех: и тетю Марину, и Адмирала, и Профессора. Да всех он знает и обожает!

Отец продолжал:

— Я решил сначала посоветоваться с тобой. Если позвонить Профессору, они бросят все. И нам станет легче. Но надо ли нам это?

— А почему ты сомневаешься? Я, например, в каждом из них уверен.

— Я не в этом сомневаюсь, чудак ты. Но у каждого из них трудная жизнь. Можем ли мы их обременять? Я бы хотел сделать так, чтобы они ничего пока не знали. Как ты? Твоя математика, и десятый класс, и кружок у малышей. И ничего нельзя бросать.

— Не брошу я ничего. Ты прав, Капитан. Справимся сами. Конечно, ты прав.

Отец смотрел на Андрея внимательно.

— Взрослый совсем стал. А когда вырос? Я не заметил.

Только в ноябре дед выписался из больницы.

И тут как раз пришло письмо от Славы. На зимние каникулы он собрался в Москву, спрашивал, можно ли остановиться у Андрея. Больше ехать ему не к кому, ближе Андрея в Москве нет никого. Андрей написал: «Приезжай». А что? Слава — парень легкий, не обременит никого, пусть поживет.

Когда Андрей был маленьким, он иногда спрашивал у мамы: «Можно, ко мне в гости придет один мальчик?» И мама неизменно отвечала: «Почему ты спрашиваешь? Разве ты не у себя дома?»

И ребята приходили к нему. Иногда запускали железную дорогу. Иногда носились по всей квартире. Иногда играла оглушительная музыка.

Неужели мама и отец были каждый раз так уж рады его гостям? Наверняка нет. Но он никогда не ощущал их недовольства. Почему? Андрей думал об этом и постепенно нашел ответ.

Чужой человек в доме мешает, наверное, тому, кто очень уж ценит свои удобства, кто не может даже на время отказаться от своих привычек. Такие люди плохо спят, если в квартире, даже в соседней комнате, приезжий. Они не могут жить спокойно, если хлебница или заварной чайник стоят не на той полке, где всегда.

Туристы — люди легкие. В разных условиях им приходится ночевать, есть, жить. И они умеют в любой обстановке чувствовать себя уютно. Пришлось заночевать на станции — они залезут в свои спальные мешки и уснут под ближайшей елкой. Не удалось приготовить обед — попьют чаю с печеньем. Не доварилась каша — тут же кто-нибудь скажет, что сырая крупа очень полезна для здоровья.

Туристы к неудобствам умеют относиться с юмором. Иначе они не смогли бы путешествовать. Так бы и сидели в своих комфортабельных квартирах.

Когда Андрей сказал, что к нему на зимние каникулы приедет Слава, отец только напомнил, что придется Андрею съездить на дачу за раскладушкой.

Андрей привез раскладушку и стал ждать от Славы телеграммы, или письма, или звонка, подтверждающих, что он едет. Ничего не было. А до Нового года оставалась всего неделя.

Новый год они встречали у деда. Дед был в парадном костюме, сам украсил маленькую елку. Мама испекла пирог с капустой, дед поставил на стол коробку с тортом.

— Сегодня я буду немного нарушать диету. И прошу не давить на меня.