Лето сухих гроз (Хроники Черной Земли, 1913 г.)

Щепетнёв Василий

— Тем не менее бедняга сознался, что подбросил драгоценности вам. К чему ему лгать перед смертью?

— Неслыханно!

— Совершенно с вами согласен! — следователь осмотрел комнату. — Один чемодан внизу и два здесь. Это все?

— Все.

— Придется искать.

— Позвольте несессер, — Холмс снял несессер со стола, раскрыл его, начал выкладывать флакончики и коробочки. Одну, квадратную, серебряную, он предпочел другим.

— Что в ней?

— Порошок для чистки зубов. Осторожно,

не рассыпьте, он маркий.

— Постараюсь, — Холмс поднял крышечку. — В самом деле, маркий, — он запустил в порошок пальцы и через мгновение извлек нечто вроде карамельки. — Вот один! — он обтер карамельку платком, и мы увидели, что это красный прозрачный камень. Рубин. — А вот и второй!

— Замечательно, — следователь даже прищелкнул языком.

— Как вы догадались, что именно сюда студент спрятал драгоценности?

— Психология преступника. Будь у меня талант доктора Ватсона, я бы написал совершенно новый учебник криминалистики.

— Про дедуктивную методу?

— Не только. Побудительные мотивы преступления, страх преступника перед разоблачением или, наоборот, чувство неуязвимости… Видите, полковник, мы вас задержали ненадолго, — Холмс вернул вещицы в несессер.

— Благодарю, — поклонился Холмсу полковник, поклонился строго и чопорно. — Я едва не увез краденую вещь. Теперь я ваш должник.

— Поскольку заявления о пропаже драгоценностей не было, они не будет фигурировать в деле. Это самое малое, что можно сделать для семьи. Потому — никаких протоколов! — следователь затем прокричал что-то вниз, и слуга вернулся за чемоданами.

— Я могу отправляться?

— Конечно, Herr Oberst.

Через несколько минут экипаж выехал за ворота, увозя полковника Гаусгоффера и его багаж. Но без рубинов.

Расставшись со следователем («Мне над рапортом вечер коротать. Писанина. Не люблю, страсть»), мы направились в замок.

— Я доложу Его Высочеству, — лакей оставил нас в холле, прохладном даже в этот душный вечер. — Его Высочество ждет вас в кабинете.

Ждет — сказано слишком сильно. Принц едва шевельнулся в кресле.

— Узнали что-нибудь?

Холмс пересек комнату и положил на стол камни.

— Это они?

— Где? Где они были? — никогда не думал, что пара рубинов может так взволновать.

— В несессере полковника Гаусгоффера. В серебряной коробочке среди зубного порошка.

Принц кивнул, словно ожидая услышать нечто подобное.

— Но полковник намеревался уехать.

— Он и уехал.

— Пусть так. Пусть так, — принц осторожно, нежно поместил камни в маленькую полированную шкатулку; глаза его блестели, он суетился, потирал руки, ходил по кабинету из угла в угол. Наконец он остановился перед нами.

— Мистер Холмс, вы блестяще подтвердили репутацию лучшего частного сыщика. Здесь,

в чужой вам стране, вы вернули пропажу спустя двадцать четыре часа после того, как взялись за дело, и это несмотря на события, которые так внезапно вторглись в нашу жизнь. Безусловно, вы заслужили дополнительное вознаграждение. Предпочитаете наличные?

— Удобнее через мой банк.

— Как вам будет угодно. Я телеграфирую своему поверенному в Лондоне. Вы когда отправляетесь?

— Вашему Высочеству не угодно, чтобы мы…

— Занялись сегодняшними событиями? О, нет. Такие дела в России находятся в ведении государственных служб. У нас с этим строго. Закон!

— Тогда завтра мы покинем замок.

— Надеюсь, мы увидимся утром. Увы, обстоятельства сделали меня не самым гостеприимным хозяином.

Нам оставалось откланяться. Ни я, ни Холмс не сказали ни слова до тех пор, пока не очутились в холле «Уютного». Более того, Холмс успел выкурить трубку, а я — выкушать чашку чаю (слуга принес шумящий samovar и блюдо разных сластей), прежде чем молчание было нарушено.

— Итак, Ватсон, нас рассчитали.

— Можно подумать, вы мечтали стать придворным детективом и поселиться здесь навечно, — признаться, я был немного задет невниманием принца. — Тайна раскрыта, порок наказан, добродетель торжествует, чего же боле?

— Нет, Ватсон, нет! Раскрыт самый поверхностный, очевидный слой дела! Господи, судить о сложнейших событиях лишь на основании отпечатка ботинка или по сломанной ветке — само по себе преступление!

— Какой ветки?

— Это я так, к примеру.

— А ваша знаменитая метода? «Капли грязи на плаще свидетельствуют, что вы вчера читали Мильтона».

— Не утрируйте, Ватсон. Метода помогает голове, поставляет ей факты, иначе оставшиеся бы незамеченными, но она не заменяет дальнейшую работу этой самой головы. Кто-то находит пуговицу в траве и считает, что он работает, как Шерлок Холмс, а если пуговиц две, то он превосходит Шерлока Холмса! Скакать по явным, бросающимся в глаза уликам и не дать себе труда заглянуть в суть явления — нет ничего более далекого от моей методы, Ватсон.

— Но, Холмс, этот русский следователь нашел убийцу и обнаружил мотив. Преступление раскрыто по всем статьям.

Холмс не ответил.

— Полноте, друг мой. Случившееся никоим образом не умаляет вашей славы. Молодой щенок ухватил кость лишь потому, что она была ближе к нему, да еще на виду. Помните дело о баскервильской собаке? Так вот, представьте, что до вашего приезда в Баскервиль-Холл чудовище подстрелил какой-нибудь местный охотник.

Холмс наконец рассмеялся.

— Право, в этом что-то есть. Скажите, Ватсон, а почему вообще вам пришел на ум случай с баскервильской собакой?