Лето сухих гроз (Хроники Черной Земли, 1913 г.)

Щепетнёв Василий

Константин поговорил со слугой.

— Засуха. С Мокия нет дождя.

— С Мокия?

— Наш православный святой. Другими словами — с середины мая. Если в скором времени не приударит дождик, плакала свеколка. Сухие грозы землю жгут, говорят мужики.

Пожар казался невелик, я предположил, что с ним управятся.

— Потушат, барин, не впервой, — переводом своим Константин доказывал, что литература так просто от него не отделается.

Поезд замедлил ход.

— Вот и приехали.

Экипаж стоял напротив вагона. Нам не пришлось

даже касаться багажа: все сделали слуги.

— Где же завод, замок? — я сел рядом с Холмсом, Константин — напротив.

— На правом берегу реки. Туда идет узкоколейка, уголь, серу, известь возят, свеклу, а обратно — сахарок, конфеты.

Кучер тряхнул вожжами, и мы тронулись. Меж деревьев голубела река.

— Это наша речка, Воронеж. Проблемы с мостом — надо строить каменный, под тяжелый состав.

Мост и вправду был неказист: деревянный, на сваях, выкрашенный в темно-зеленый цвет, он напоминал замшелого дракона, притворявшегося спящим, в надежде на рассеянного путника, который примет его за настоящий добропорядочный мост.

А дальше, дальше и выше, стоял замок детских снов — с кокетливыми зубчатыми башенками, стрельчатыми окошками и всеми прочими финтифлюшками времен Короля Артура.

— Замок Ольденбургских, — сообщил Константин деланно равнодушно, даже не поворачиваясь к замку лицом. У нас-де этих замков — девать некуда.

Нам удалось миновать непроснувшийся мост. Деревья правого берега быстро надвинулись, заслоняя собой добрую старую Англию, на смену видению пришел аромат — тоже из детства, аромат сластей, рождественских даров, счастья.

— Конфетная фабрика. Видите, между ветлами, трехэтажная. А дальше — завод. Завод осенью заработает, а фабрике круглый год нет роздыху. Золотые медали Парижской и Лондонской выставок имеет.

Мы с Холмсом переглянулись, улыбаясь — столько чувствовалось в этой небрежной фразе затаенного хвастовства.

У развилки экипаж повернул налево, в гору. Направо — это к фабрике, к сластям. Увы, нам не туда.

Лошади с рыси перешли на шаг, кучер для вида покрикивал на них, легонько стегал, но путь был крут, а лошади — мудры.

Дорога серпантином взбиралась вверх, огибая замок, и когда мы, в конце концов, выехали на ровное место, пришлось еще катить по аллее, тенистой, прохладной, вдоль каменной ограды.

Широко распахнутые ворота стерегли башенки, одна пониже, а другая — высокая, с курантами, которые как раз вызвенели музычку, а потом ударили трижды. Местное время.

Экипаж въехал во двор. Фонтан перед замком бодро шипел водяными струями, а сам замок вблизи обретал объем, вес, сущность, и уже ненастоящим, сказочным не казался.

* * *

Нас поселили не во дворце, а рядом, в большом флигеле, называвшемся «Уютное». И действительно, жилище наше было весьма милым, более того — роскошным, но роскошью не броской, а добротной и скромной — если такая роскошь возможна вообще. Дубовые панели, ковры, красное дерево. Ничего удивительного,

объяснил Константин, дом строился и обставлялся для молодых, но принцесса Ольга купила имение неподалеку и построила усадьбу по своему вкусу, проще, но просторнее. «Уютное» же осталось для дорогих гостей. Великого князя Михаила, например. Или вот для Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Тем лучше для нас. Самого Константина поселили в третьем доме, тоже рядом, сорок шагов от флигеля, в «свитских номерах». Ничего, очень даже неплохо.

Свитские номера — значит, для лиц, сопровождающих высоких гостей, для свиты. «Хоть в печь клади, лишь горшком не зови», — привел русскую пословицу Константин.

Мажордом передал, что принц Петр ждет нас через три часа, желая, чтобы мы сначала отдохнули и обвыкли с дороги. Ужин в семь пополудни, по случаю лета одеваться без формальностей.

— Дачная пора, сельский отдых, — комментировал Константин. В Петербурге — куда, шалишь. Строго. А здесь, средь мурав и дубрав, попроще. И с мужиком в поле принц Петр за руку может поздоровкаться. Не со всяким, понятно, а с работящим, справным.

Смывая в ванной дорожную пыль, я гадал о характере дела, ради которого нас пригласили сюда. Пригласили Холмса, если быть точным. Сильные мира сего не часто прибегают к его услугам. Но — прибегают. Что-то будет на сей раз?

Я раздумывал над тем, что надеть, когда в дверь постучали.

— Ватсон, вы в нерешительности, — Холмс был в светлом полотняном костюме.

— Да, Холмс. Смокинг?

— Нет, нет, ни в коем случае. Во-первых, вы слышали: «без формальностей». Во-вторых, облачаясь в смокинг или во фрак, вы претендуете, хотя бы чисто внешне, встать с хозяином на одну ступень, в простой же одежде вы даете ему возможность снизойти до вас. И в-третьих, в России от иностранцев ожидают экстравагантности, она придает больший вес. Будь у вас костюм для игры в гольф…

— У меня нет костюма для игры в гольф.

— Тогда наденьте вот этот, клетчатый.

Я по-прежнему колебался, но решил довериться Холмсу. В конце концов, его принимали в Виндзоре.

— Не в этом дело, — словно прочитав мои мысли, рассмеялся Холмс. — Вызывая водопроводчика, вы ведь не ждете, что тот заявится во фраке, достаточно, если его одежда опрятна. Так вот, мы — те же водопроводчики.

Довод ошеломил меня, и я поспешил с переодеванием согласно рекомендации моего друга.

И вовремя — Константин стоял на пороге.

— Господа, вы готовы?

Студент был в белой фрачной паре. Однако.

Заходящее солнце било прямо в фасад замка; струи фонтана казались игристым розовым вином, а сам замок светился огненно.

— Сколько лет замку? — спросил я студента.

— О, много. Двадцать пять, кажется.

— Двадцать пять?

— Да.

Мелкие водяные брызги настигли нас у ступеней парадного хода. На миг стало зябко. Холмс поежился, но жаркое континентальное лето поспешило вернуться.