Лето волонтёра
Шрифт:
Удивления наше появление не вызвало. Видимо, при установке связи Гнездо сообщило матери, кто к ним идёт, а та предупредила людей.
– Макс! – сказал Лихачёв с укором. Высокий в штатском посмотрел на него укоризненно.
– Не надо туда ходить, – сказал я. – Пожалуйста! Это неправильно.
Почувствовал, что Дарина выдирает руку из моей ладони, глянул на неё – она медленно, как загипнотизированная, двигалась к матери Гнезда.
Я сжал ладонь крепче, и Дарина остановилась.
Это всё феромоны.
– Макс, я передал твоё мнение, – сказал Лихачёв. Выглядел он нерадостным. – Но не мы первые это начали. Надо выяснить, что происходит в корабле Инсека.
– Да как же вы не понимаете! – воскликнул я. – Это боевой корабль, он может планету разнести на куски!
– Тем более, – сухо сказал высокий. Подошёл к нам. Положил мне руку на плечо таким уверенным жестом, что я даже не возмутился. – Максим, мы взвесили все за и против. Есть решение руководства. Ребята идут осмотреться, никто не собирается захватывать корабль, нажимать кнопки, взрывать планеты.
– Там нет кнопок, – сказал я. У меня заколотилось сердце. – Там всё подчинялось командам Инсека.
– Мы читали твои отчёты, Максим. И ребята читали.
Он по-прежнему держал руку на моём плече, отеческим жестом уверенного в своих решениях начальника.
– Ты опасаешься, что появление людей запустит какие-то процессы в корабле? Так этого бояться поздно. Туда прошло пять групп из разных стран.
– Всё равно… – сказал я, уже понимая, что проиграл. – Зачем повторять чужие глупости?
– Вот ты и приглядишь, чтобы глупостей не было, – улыбнулся старикан. – Мы будем на связи с командой… ты ведь консультант у Лихачёва, верно? И на корабле бывал. Поможешь?
Я посмотрел ему в глаза. И позволил смыслу, когда-то поглощённому на Трисгарде, заработать.
Такое ощущение, что старикан понял, что я делаю. Он прищурился, но не отвёл взгляд, и я провалился в его глаза.
Будто на камни рухнул с высоты.
У него всё было чётко и правильно. И неспешно. Он не семь раз отмерял, прежде чем отрезать, а семьдесят семь. Всё строилось медленно, но уж если план был принят, то он выполнялся. Предельно осторожно. С минимальным риском. Под полным контролем.
Он и жил точно так же, как работал.
И при малейшем сомнении предпочитал ничего не делать.
Сейчас у него сомнений не было.
Я сдался и отвёл глаза. В то же мгновение старикан убрал руку, будто решил, что придерживать меня больше не стоит.
Интересно, кто из нас друг в друге больше прочитал?
Вместе со стариком мы отошли от экранов к Лихачёву. Хранитель взирала на нас мрачно, мать Гнезда с улыбкой. Лихачёв выглядел смущённым и расстроенным.
– Что ж, у нас прибавление в команде, – старик казался самым довольным из собравшихся. – Отважная юная пара… наш мост между Изменёнными и людьми… Вы же не против, Ла?
Мать Гнезда кивнула.
– Меня зовут Леонид Владимирович, – сказал старик таким интригующим тоном, словно выдал мне какую-то государственную тайну. – Я курирую отношения с Изменёнными в правительстве.
– А я полагал, что этим занят Иван.
Леонид Владимирович кивнул.
– Он был моим коллегой. К сожалению, мы не знали… его истинной сущности. Ну что, команда отправляется… начнём?
– Я готова открыть проход, – сказала мать Гнезда. – Если вы готовы…
В её голосе была искренняя забота.
Скорее из упрямства, чем надеясь на что-то, я потянулся к разуму Гнезда. Это было чужое Гнездо, в котором не хранилось отпечатка моего сознания, я даже не был уверен, что получу ответ.
Но ответ пришёл. Волна эмоций, смущение и растерянность, печаль и досада. Гнезду тоже не нравилось, что люди отправятся на Селену, но решение принимало не оно.
«А если я попрошу не открывать переход?» – мысленно спросил я.
Нет, я больше не мог командовать чужими Гнёздами. Это ушло вместе со вторым Призывом. Но в ответной волне образов я уловил сомнение… и согласие.
Гнездо подчинится!
Оно снимет с себя ответственность. Сделает вид, что обязано подчиниться.
Я быстро повернул голову и посмотрел на мать Гнезда.
А мать посмотрела на меня.
Кажется, мы сейчас держались за одни и те же рычаги управления!
– Как тебя зовут? – спросил я.
Мать смотрела на меня. Улыбка уходила с её лица, сменялась печалью.
– Лара. Максим, неужели ты думаешь, что я хочу чего-то плохого?
Нет, я так не думал. Мать Гнезда воплощала заботу и безопасность. Но я боялся, что сейчас, в новом мире, где Изменённые утратили смысл своего существования и поддержку Инсека, мать не знает, что хорошо, а что плохо.
Я вдруг понял, что все смотрят на меня.
Изменённые догадались, что происходит. Мать выжидала, монахам было любопытно, стражи просто ждали приказа.
– Все хотят только хорошего… – прошептал я.
И разорвал контакт с Гнездом.
Мать кивнула. Вновь спросила:
– Я открываю проход?
Леонид Владимирович кивнул, и экран, через который мы прошли, вновь засветился. Пробежали синие искры, поверхность наполнилась серой мглой.
– С Богом, – сказал Лихачёв и быстро, будто стесняясь, перекрестился.
Пятеро в скафандрах, так и не сказавшие ни одного слова, двинулись к экрану. И прошли через него, не останавливаясь и не колеблясь.
– Это ваши? – спросил я Лихачёва. Не время было дуться и обижаться.
– Нет, – ответил он, явно обрадовавшись, что мы заговорили. – Это очень серьёзные ребята.
– Ла, как насчёт связи? – спросил Леонид Владимирович.
Рядом с работающим экраном, открытым на Селену, засветился второй, поменьше. На нём появилось изображение – приглушённый свет, мягко изогнутые стены серо-синего металла.