Летопись голодной стали. Ростки зла
Шрифт:
Но не всем было дело до этого чистого вечернего неба.
Мужчина в коричневом льняном плаще, спрятав своё лицо под свисающим капюшоном, медленно протискивался сквозь непрекращающийся лес живых тел. Со всех сторон стоял гул голосов и речей. Высоты собора возвышались над горизонтом голов. Человек осторожно касался чьего-то плеча, плавно проскальзывал мимо, стараясь не задеть кого-либо. Да и никто не обращал на него внимания, словно был он призраком для всех. Густая плотность людей заставляла его извиваться меж ними. Но когда он поднял свою голову и взглянул на шпиль, то стал проталкиваться меж горожан грубее. Кого-то подтолкнул, ибо тот стоял на его пути. А они лишь мимолётно бросали ему вслед взгляд, как он тут же терялся в людской массе, словно внезапно проскользнувший сквозняк:
Чтобы преодолеть всю площадь, человеку потребовалось много времени. В такой толкучке сделать это было затруднительно. Да и сама площадь была огромна, больше, чем перед царским дворцом. Это первая причина, по которой народ решили собрать здесь. Но даже и тут не всем хватило места. Спустя какое-то время стали забираться на крыши домов. И вот тогда у частников кончалось терпение.
– А ну пошли вон отсюда, оборванцы! – кричали владельцы домов, лишь завидя незваных на своих крышах. Проталкивались, бранясь ругательствами. А сидящие на крышах тотчас прятались, но через какое-то время вновь забирались, ибо любопытство брало над ними верх.
Человек в капюшоне протолкнулся сквозь очередную линию плеч. Уже виднелись соборные ступени, заполненные царской гвардией. Параллельные линии серебристых солдат тянулись вниз от самого входа собора. Словно вылитые из серебра статуи, они безмолвно стояли, обратившись лицом друг к другу. Над их острыми шлемами вздымались серебристые пики, а спины покрывали жёлтые длинные плащи.
Человек в капюшоне внимательно осмотрелся, потом перевёл взгляд в сторону дороги, ведущей на третий ярус. Царская площадь была перекрыта живой изгородью: плотная линия стражников сомкнула свои ряды. Поэтому люди громоздились на самой дороге.
И тут гул голосов резко повысился. Кто-то начал кричать. Посмотрев на вход собора, мужчина понял, в чём дело. Из-за открытых ворот вышла процессия. Впереди неё шли двое: первым был прокуратор, облачённый в чёрный дорогой кафтан. Рядом с ним, мерно постукивая длинным золотым жезлом, на верхушке которого был тот же символ, что и на шпиле, шёл старец, облачённый в тёмно-синюю пышную рясу, увенчанную золотистыми узорами. На его голове, покрывая седые длинные волосы, находилась шапка городского архиерея. Густая седая борода, гладко уложенная, спадала до его груди. Выглядел он статно и, несмотря на возраст, внушительно. Острый взгляд архиерея пронизывал людской горизонт. Они остановились на краю соборной террасы. За ними тянулась небольшая линия, состоящая из соборных монахов, важных лиц из местной аристократии, а также облачённый в дорогие сверкающие посеребренные доспехи солдат. Тот остановился по левое плечо от прокуратора.
«Новый капитан царской гвардии, – подумал мужчина, внимательно изучая появившуюся группу. – А прокуратор зря времени не терял. Быстро окружил себя новыми союзниками».
Последним из собора вышел человек в белом одеянии. Это был главный столичный лекарь. И вид у него был какой-то мрачный. Он уныло оглядел скопившуюся народную массу на площади и тихо встал позади всех остальных. На фоне всей вышедшей группы человек был похож на белую ворону.
Прокуратор, скрестив руки за спиной и держа гордую осанку, молча осматривал скопление людей, не прекращающее шуметь. Но как только архиерей поднял свой жезл, гул и шум начали постепенно снижаться. И вскоре вся площадь погрузилась в тишину, в молчаливое ожидание.
Выдержав паузу, площадь вновь наполнилась голосом. Одним единственным голосом прокуратора.
– Жители нашей столицы! Народ Венерии! Дорогие гости из-за границы! Вы все собраны в этот день на площади, чтобы услышать прискорбную весть. Наш всеми любимый царь Демитрий Первый Вилейнский этой ночью скончался от болезненного недуга!
И тут вновь поднялся шум. Горожане пуще прежнего заёрзали, вся площадь в миг наполнилась нескончаемым гомоном голосов. Мужчина в капюшоне молча смотрел на прокуратора и его свиту.
Архиерей вновь поднял жезл. Однако в этот раз народ так быстро не успокоился. Ошеломление и отчаяние пробрали огромную людскую массу. Нашлись даже те, кто впал в истерику.
– К спокойствию призываю вас всех я! –
– Я разделяю с вами ваше горе, горожане! Я опечален этим событием. Он был мне братом. Он моя родная кровь. И от того боль моя становится сильнее… Наш правитель скончался в ночь главного и важного для всех нас празднества! И теперь это оставит на нас неизгладимый след! – Голос прокуратора звучал также уверенно. – Царь Демитрий для всех был правителем достойным и справедливым. И несмотря на жизненные трудности, на тяжёлые обстоятельства, которые обвалились на нашу родину, его все уважали и любили. Но злой рог судьбы решил иначе! Смерть забрала нашего государя в свои объятия. Тяжёлая болезнь, протекавшая уже долгое время, в конце концов одолела его. И, к сожалению, под её ударом пал не только он, но и его сын: юный царевич Яков. Сейчас его судьба решается борьбой наших лекарей. Мы не знаем точно, поправится он или нет. Его здоровье ухудшается с каждым днём. И, не дай Бог, мы перетерпим ещё одну потерю. Но я, уважаемые граждане Венерии, дорогие наши заграничные гости, надеюсь на лучшее, на светлое. И вам всем советую крепиться силой!
Вновь послышались взволнованные голоса. Откуда-то донёсся женский плач. Мужчина в капюшоне медленно осмотрел окружающую его толпу горожан. Многие померкли. Кто-то снял свой головной убор и прискорбно опустил голову. Кто-то молился Все-Создателю. Кто-то наоборот радовался. Кто-то скептически мотал головой, а кто-то до сих пор не понял смысл слов, ибо ударило его ошеломление. Единая масса людей разлилась контрастом.
А прокуратор продолжал свою уверенную речь.
– Тяжёлые времена настали, дорогие жители столицы! Судьба испытывает нашу родину на прочность, нашу веру на силу, нашу решимость на стойкость! Смерть нашего правителя вскоре пошатнёт чашу равновесия: наши враги, несомненно, предпримут попытки навредить нам, пошатнуть целостность нашего государства! – Прокуратор медленно осмотрел многочисленную массу перед ним. – Воспользовавшись этой трагедией, злоумышленники похитили юную царевну Елену. Царский род стоит под угрозой. Мы не знаем точно, какой мотив был и преступников, но нас волнует безопасность царевны и её будущее. Мы не знаем, кто совершил это вероломное преступление, но уверены, что он будет найден и понесёт достойное наказание за это! И мы приложим все усилия для этого и для того, чтобы обезопасить нашу страну от возможных нападок интервентов!
Народ пребывал в большом возбуждении. Люди начали громко обсуждать услышанное. Кто-то откуда-то громогласно выкрикнул:
– От чего умер наш царь?
Прокуратор взглянул на толпу, потом посмотрел через плечо. Лекарь уныло ответил ему взглядом. Ярген кивком подозвал его к себе, после чего перевёл взгляд на людей.
– Мы не знаем точно, что это за болезнь. Как она протекает. Сколько времени занимает инкубационный период! И вообще, как она лечится! Но она уже проявила себя, и проявила жёстко. Наш главный лекарь, – он указал рукой на подошедшего к нему человека в белом одеянии, – пока не может дать точного прогноза. Но он и вся врачебная свита денно и нощно будут работать над этим. И во избежание распространения заразы, царский дворец и его площадь будут временно закрыты. Юный царевич отправлен на изоляцию. А на поиски похищенной царевны уже отправлены следопыты!
– А что дальше? – вновь донеслось из толпы, но с другой части. – Кто же встанет во главе государства?
Ярген поднял ладонь, показав знак, дабы все успокоились.
– Ваша тревога оправдана и справедлива. Безопасность Венерии и её граждан, целостность наших границ и наш суверенитет – вот главные приоритеты в политике! И новая власть будет придерживаться их, во что бы это ни стало!
– Кто? Кто будет править?
В толпе разбушевалось настоящее кипение. В её гуще стали слышаться выкрики, ругательства. Люди стали браниться, спорить между собой, опять взвешивать «за» и «против». В миг народная масса стала похожа на взволнованный океан, бушующий негодованием перед собором.