Летописец. Книга 3. Четыре наследника
Шрифт:
– Мая, пошли! – услышала она голос Кэйрона. Король нетерпеливо зашагал к роскошной карете с новеньким королевским гербом в виде жёлтого грифона на красно-белом фоне. Он поставил ногу на ступеньку и на миг замер, оглядываясь по сторонам. Многие дворяне давно покинули площадь. Кэйрон смотрел туда, где у эшафота сжигали тело жертвы, как перед этим сжигали её потроха. Самайя медленно спустилась с трибуны, подошла к королю. Яркий огонь пылал в сумерках, треск дерева разносился над площадью вместе с запахом палёной плоти и шипением воды на горящем дереве. Кэйрон собрался подняться в карету, но тут раздался грохот, ему в лицо полетели щепки. Король машинально пригнулся. В дверце, прямо в львином теле грифона, зияла дыра. Самайя оглянулась назад – туда, откуда раздался выстрел, – и поняла, что стоит как раз между королём и стрелявшим. Если она отступит, Кэйрона застрелит неизвестный стрелок… Она уловила силуэт на фоне темнеющего неба – человек стоял на крыше дома напротив – и
«Я поплыву в Страну Ледяного Тумана, – подумала она, – но меня понесёт не волшебная вода…» Вода! У неё есть та бутылочка!
«Никогда с ней не расставайся, – услышала она голос Главного Мудреца. – Через полгода её действие ослабнет, до тех пор носи её с собой! Никому не говори о ней, никому не давай! Если окажешься на пороге смерти, она тебя спасёт. Только тебя, помни, летописец! Ты обязана выжить!».
Да, обязана, ради Ноэля, ради Сканналии. Самайя нащупала склянку под платьем. Она носила её всегда, даже ночью в собственной комнате. Мокрыми от крови, почти негнущимися пальцами она с трудом отвинтила серебряную крышку; та повисла на тонкой цепочке, закреплённой на оправе флакона. Самайя поднесла склянку ко рту, вода полилась в горло. Немного воды она вылила на грудь. Зачем-то завинтив крышку обратно, она снова сунула её под платье и откинулась на скамью. Что теперь? Сможет ли вода залечить рану? Когда карета добралась до дворца, сердце дёрнулось и остановилось, словно решая, биться дальше или замереть навеки.
Глава 6. Новый порядок
Ванда со злостью пнула кровать и бросилась на неё прямо в новом платье, сшитом для Кэйрона. Оно было очень открытым, но король и не думал смотреть на неё. Он вёл себя как когда-то Георг: словно она украшение или игрушка. Его куда больше волновало то, что эта Мая схлопотала пулю в грудь. Как он суетился вместе с оравой скантов! Пригнали лекарей, поймали с десяток нортхедцев, а в итоге? Две трофейных аркебузы на крыше, пытки торговцев, продавших эти ружья, обыски у всех, на кого они указали, несколько новых казней – таковы последствия нападения, Мая же на следующий день появилась как ни в чём не бывало. Теперь все шепчутся, будто её нельзя убить. Жители Нортхеда стали ещё больше бояться и Летописи, и нового короля.
Ванда тоже воспряла духом: выздоровление Маи показалось ей хорошим предзнаменованием. Если Мая смогла выжить, значит, и Макса можно оживить. Когда она задала этот вопрос Захару, намекнув, что не желает ждать осеннего равноденствия, тот просто послал её подальше. Вообще, её выводила из себя неясность собственного положения при дворе. Пару раз новый король делал попытки затащить Ванду в постель, но она не хотела становиться его шлюхой, какой была Илза при прежних королях, а потому попытки заканчивались бесплодно. Кэйрон ждёт возвращения этой уродины! Что тогда станет с Вандой? Да Марция повесит её сразу же!
Ванда давно об этом думала. Кэйрону нужна кровь Свенейва, значит, он будет добиваться Марции любой ценой, сканты ему помогут. Иной раз Ванда ловила себя на мысли, что не прочь занять место королевы. Жаль, кровь не та, будь оно всё проклято! Кэйрон ей не достанется, а Макс… Даже если удастся его оживить, он по-прежнему её брат… Проклятье, она скоро на стенку полезет от неопределённости и одиночества! Вроде всё идет по плану, только по чьему?
А тут ещё мучения Георга начали ей приедаться. В самом деле, сколько можно смотреть на одно и то же? Этот холодный ублюдок отказывался умолять о пощаде. О, наверняка ему было больно, он кричал, извивался, как все, но просить – он скорее откусил бы себе язык. К сожалению, самые интересные пытки пришлось запретить, чтобы не попортить тела. Жаль, до осеннего равноденствия ещё четыре месяца. Ладно, ради возвращения Макса она потерпит. Что потом, Ванда не совсем представляла. В глубине души она до сих пор сомневалась, можно ли воскресить человека. Когда Кэйрон пришёл к ней с предложением помочь ему стать королём, Ванда вспомнила намёки брата, любимые им сказки и, сама не зная почему, потребовала необычной платы. Кэйрон посмеялся. Позже он всё-таки привёл Захара, который предложил провести обряд. Тогда Ванда была как в лихорадке и усомнилась лишь после восхождения Кэйрона на трон. А если он прав? Не лучше ли избавиться от Георга, начать новую жизнь? Без мужа и без брата.
Увы, после бегства Дайруса всё шло не так, как она представляла. Кэйрон занимался делами, а её не приглашали ни на один бал и приём. Все смотрели на неё с презрением, словно говорили: ты предала короля, предала мужа, предала… Ну и что? Они разве не сделали то же самое, присягнув Кэйрону на верность, хотя Дайрус вполне себе жив? Иглсуды, Данроги, Холмкресты, Узенреки, Беллгоры остались и приняли новые порядки; те, кто бежали к Дайрусу, потеряли дома и богатства. Всё, на что Кэйрон смог наложить лапу в Нортхеде, пошло в казну и на оплату солдатам, загородные поместья также объявили собственностью казны, хотя большинство находились на территории, которая не подчинялась Кэйрону. Сканналия снова раскололась: Нортхед в руках Кэйрона, Корнхед – у Дайруса, остальная территория страны не принадлежит никому. Кэйрону ещё предстоит доказать на неё свои права. Ванда не знала, сумеет ли новый король это сделать.
За два месяца он не обеспечил даже порядка на улицах. Люди боялись начала войны, грабежей и насилия. Страх висел в воздухе, перемешанный с ненавистью и неуверенностью в будущем. Внешне вроде бы ничего особенного не происходило, магазины и мастерские работали. Потом оказывалось: жизнь вокруг поменялась. Ванда то видела заколоченную дверь знакомой харчевни, то не могла купить любимое лакомство в ближайшей лавке, потому что её хозяин погиб, то швея, шившая ей платья, сетовала на невозможность достать нормальную ткань. Торговцы понемногу покидали Нортхед, лавки ростовщиков закрывались, как при Айварихе. Тогда этот процесс растянулся на многие месяцы, сейчас время словно сжалось – Ванда чувствовала это каждый раз, выходя на улицу.
За пределами Нортхеда тоже было неспокойно. После объявления набора в армию недовольные крестьяне, боясь срыва посевной, устроили несколько бунтов. Им это не помогло – под стенами города разрастался военный лагерь. Нортхедцы, не забывшие ни Айвариха, ни Гиемона, хмуро косились на новоприбывших, которые, в свою очередь, злились на тех, кто вынудил их покинуть деревни и семьи. Они не хотели воевать, однако никто не верил, что войны удастся избежать. Многие запасались продуктами, оружием, обзаводились охраной. Ванда тоже окружала себя слугами, хотя боялась их не меньше бандитов на улицах: слухи о судьбе Георга ходили по Нортхеду, она не раз ловила на себе ненавидящие взгляды челяди. За это она уволила троих, пятеро сбежали сразу после свержения Дайруса – ей пришлось нанимать первых попавшихся, среди которых оказались слуги убитых баронов. В итоге, она не могла положиться ни на старых слуг, ни на новых. Она стала слишком дёрганой, забыла, что такое спокойный сон, запираясь на засов прежде чем лечь в постель. Боясь оставаться дома, она выбиралась на прогулки, но и на улице не чувствовала себя в безопасности. И не только она.
Многие собирали огромные караваны и уезжали на юг: дорога позволяла объехать захваченные скантами города. Кэйрон попытался остановить бегство, чем лишь увеличил размер взятки за открытые ночью ворота. Ванда иногда подъезжала к каким-нибудь воротам и представляла, как на Анхали мчится под их сводами на волю – на юг или в Рургард. Она сама не знала, куда бы отправилась, потом наступало прозрение: её нигде не ждут. В поместье Георга её, скорее всего, прибьют слуги, в Рургарде – осмеют и казнят за предательство мужа. С изменницами там поступали сурово.
Несмотря на это, Ванда мечтала оказаться дома, в знакомых горах, среди снегов и ветра, но что её там ждёт? Там сейчас командуют вожди кланов и Квинт Беллгор. Ванда с детства знала Квинта – белобрысый сморчок никогда ей не нравился. Используя дружбу с Максом, он пытался подкатывать к ней, намекал на совместное будущее и успокоился лишь тогда, когда она подняла его на смех перед мужчинами. Как он запылал от гнева, как стиснул кулаки! Тем не менее, бросить вызов женщине не рискнул! С тех пор Квинт её не жалует, он последний, к кому она поедет за помощью. Более того, ей совершенно не нравилась та власть, которой его наделили сканты. Квинт нацелился на место её отца, барона Рургарда. Он начнёт уничтожать непокорных, зальёт Рургард кровью. Разрозненные кланы не смогут ему противостоять. О кровавых стычках уже поступали сообщения, их число возрастало. Почему сканты отправили туда чужака? Квинт Беллгор не горец, он из баронской семьи. Более того, он не эктарианин – его дядя, барон Таурин Беллгор, стал зарианцем ещё в начале реформ Айвариха и оставался им до сих пор. Квинт без жалости начнёт вырезать эктариан в горах. Она вздрогнула: этого хотел и Макс. Квинт – не Макс. Рургард должен принадлежать Мэйдингорам. Это – её наследие! Невероятная мысль для женщины, хотя Ванда всё чаще об этом думала. Она внезапно поняла, что желает Квинту поражения. Слишком уж нагло смотрел он на неё перед отправлением в горы. Она не удивилась бы, если бы за свою преданность он потребовал её в жёны. Может, к лучшему, что Георг жив? Она на миг представила, как Георг объединяет кланы и громит Квинта, затем отогнала эту мысль. Георга нет, каждый сам за себя! Она боялась думать, чем это закончится для Рургарда.