Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова
Шрифт:
— Ты подарки всем дари, сам себя благодари. Стихи… Писаки у меня тоже были, — хихикнул он. — Кто-то вот в поповскую собаку камнем кинул: хотел узнать, Бог есть или нет. А корреспондент ему сказал: ты б еще камнем в обком бросил, чтоб узнать: а Карл Маркс есть? И готово!.. Склочные люди. Пи-са-ки!
— Где? Здесь? Журналисты?
— Разговаривать запрещено, — караульный опомнился, если применить это слово навыворот.
В пустых карманах Иван нащупал осколочек стекла, найденный в первый вечер под странной надписью. И теперь, лежа у
Увы, он, Иван Степанов, не знал, ни какое сегодня число, ни месяц. Сколько он здесь находится?.. Неизвестно… Счет времени он уже потерял… Вечность!
«… С августа 1976 года». Слава Богу, он хоть не забыл, когда отправился с приятелями рыбачить.
Точно так же, верно, тот неизвестный, выцарапывая свою надпись, мучительно вспоминал, сколько прошло дней и ночей, недель… месяцев?..
Сделав из палочек решетку, часовой приколотил ее снаружи на оконце. Теперь по ночам казалось, что весь звездный мир посажен в камеру.
И вот случилось необычайное! То, чего никогда не предусмотришь и не ждешь. Иван уже кое-как ковылял по сараю и часто, насколько хватало сил, стоял у «бойницы», глядя на недосягаемую свободу.
Донесся рокот мотора, громче, громче, и справа от их островка внезапно показалась большая моторная лодка с самодельной каюткой рулевого и непромокаемым тентом над кормовой частью. Человек шесть мужчин и женщин, по обличью райцентровских или поселковых (не деревенских) жителей, выпивали и закусывали на ходу; смеялись, кто-то включил транзистор, загремела музыка. Катер проходил уже мимо островка.
У Ивана перехватило дыхание.
— Сюда! — слабо крикнул он, не слыша собственного голоса. — Сюда! Помогите! — завопил он. — Все на палубу!
Его услышали. Катер медленно повернул и пристал к берегу.
— Помогите! Спасите! — ликовал Иван, выбив кулаком деревянную решеточку.
Но тут на берег вышел, улыбаясь, караульный без ружья. И начал громко объяснять, показывая на ошалевшее лицо пленника в оконце.
— Дружок мой. У него белая горячка. Грозился меня застрелить, чуть сам себя в ногу не ранил, еле ружье отобрал! Пусть посидит, очухается, ему полезно. До того допился, бедолага, все время кричит, что я его запер и караулю, как в тюрьме. Тронутый!
Напрасно Иван, плача и перебивая его, орал всю правду. Фактически он повторял слова находчивого караульного: «Выпили… запер!., караулит!., ранил!., тюрьма!., сумасшедший!..» А его прежний радостный крик: «Все на палубу!» — вообще ни в какие ворота не лез. Несомненно, безумец.
Впрочем, его бы приняли за безумного и без того крика. Объяснение охранника было вполне разумным. Недаром говорят, что иные сумасшедшие бывают дьявольски хитрыми и изобретательными. Да и сама внешность заросшего пленника с воспаленными глазами, наверное, показалась зверской.
Те, кто сошел на берег, посмеялись и вернулись на катер.
— Пить надо меньше! — крикнул кто-то, снова прикладываясь к бутылке.
Застучал мотор, и уплыли, как ни вопил и ни тянул к ним Иван руку из оконца.
— Не вышло? — с хитрым видом сказал часовой поникшему пленнику. — Не удалось вашим переодетым сообщникам вас спасти?!
И, достав спрятанное в кустах ружье, деловито зашагал вдоль стен тюрьмы.
«Может, вернувшись, они расскажут про меня, ну, как анекдот, как забавный случай. И если меня искали или ищут, вдруг кто-то догадается сюда заглянуть и все проверить?..» — стиснув зубы, успокаивал себя Иван.
Не удержавшись, он мстительно сказал об этом караульному. Тот, недолго думая, загадочно ответил:
— Узнают. Конечно, узнают. И будете сидеть лет десять там, где давно пора.
— Все лучше, чем так жить, — сдавленно рассмеялся Иван. Доказывать, что он ни в чем не виновен, давно перестал.
— Разговоры запрещены, — сухо заметил караульный. И устало добавил: — Мне самому надоело — одному.
— А если я покончу самоубийством? — выкрикнул Иван.
Угроза озадачила охранника:
— Вы этого не сделаете. Мне будут неприятности.
— Сделаю!
— Придется связать.
— Не буду, клянусь! — испугался Иван. Тогда прости-прощай любая попытка к бегству.
— А как насчет голодовки? Не объявите?
— Нет…
— Верю. Правильно решили. Лишние хлопоты обоим. Пришлось бы насильно кормить. — Внезапно караульный приложил ладонь к козырьку фуражки. — Так точно, товарищ старший лейтенант! Повторить приказание?.. Не спускать глаз! — отчеканил он воображаемому начальнику.
Неожиданно Ивана осенило. Дурацкое прямо-таки озарение! Почему он не додумался раньше? Но сейчас самый подходящий момент. Отодвинувшись от оконца, он гаркнул измененным начальственным голосом:
— Смирно! Слушай мою команду! — не очень-то разбираясь в точности распоряжений, а следуя наитию и еще помня что-то из своей армейской службы. — Немедленно освободить заключенного и доставить в ближайший населенный пункт! Выполняйте приказание!
— Есть, товарищ старший лейтенант! — мгновенно послышалось за окном. — С вещами?
— С вещами! — рявкнул Иван, добавив про себя: «Идиот».
Протяжно заскрипел засов, раскрылась дверь, в проеме возник Петр.
— Приказано доставить в поселок. Вы пока свободны. Иван поспешно заковылял к выходу.
— С вещами, — указал на одеяло караульный. Схватив одеяло, «освобожденный» заторопился к лодке.
Охранник заботливо поддерживал его.
Наконец они отплыли. Ненавистный островок удалялся, крыша тюрьмы скрылась за кустарником…
Петр греб, Иван расположился на корме, ружье лежало между ними на рюкзаке. Петр иногда оборачивался, проверяя, правильно ли держит курс. Воспользовавшись этим, Иван незаметно, на всякий случай, подтянул ружье за ремень поближе к себе.