Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море
Шрифт:
– Учится, - кивнула бабка Нюра, - Скоро научится, профессором будет.
– Так вам не врач, значит, нужен, - предположил дантист Данилов.
– Не врач, - согласилась Серафима, - И не нужен.
И культурно всех за порог выпроводила: и Таблеткина, и Данилова, и лекаря Бубенцова.
– Обойдёмся без зубодёров, костоломов и шарлатанов, - заявила Серафима, закрыв за ними дверь, - Сами справимся, не развалимся!
– Cами!
– скептически поднял бровь Добрыня, - Сами те, которые с усами!
Вытащил
– То-то! – грозно зыркнул домовой в сторону притихших старушек, – У вас ни у кого усов нет, стало быть, вы само-учки и само-дуры!
– А ты, Добрыня, само-свал! – возразила на это бабушка Серафима, - Вечно сваливаешь всё добро не пойми куда, не найти после тебя ничего.
– Я само-учитель! – гордо пнул себя кулаком в грудь Добрыня, - Сам учить Вениамина Ивановича сейчас буду!
– Само-званец ты! И само-хвал!
– А ты, бабка Матрёна, само-бранка! – огрызнулся Добрыня, - Вечно бранишься, почём зря. А я, коли на то пошло, само-держец! Сейчас поймаю Вениамина Ивановича и держать его буду, пока летать не научу. И будет у нас Вениамин Иванович само-лёт!
С этими словами домовой пошарил у себя за пазухой. Вытянул оттуда свою скалку. Взмахнул ею, как волшебной палочкой…
…И осторожно, тихонечко так ею себя по голове стукнул.
Глава 15. Ненаучный эксперимент.
Вроде бы совсем легонько и ударил-то Добрыня.
Бам, - и всё.
Но и от этого несерьёзного удара подбросило Веньку в воздух. Правда, совсем невысоко – на полтора аршина всего-то. Взлетел Венька чуть-чуть над лавкой и завис между потолком и полом.
– Видали?! – обрадовался Добрыня.
– Сто раз уж как…, - буркнула Матрёна.
– Что и требовалось доказать!
– Досказать?
– Тьфу! – рассердился Добрыня и в сердцах грохнул колотушкой как следует.
Тут уж Веньку подкинуло к самому потолку и, можно сказать, об него расплющило.
– Может, хватит над мальцом измываться? – закричали все на домового и бросились скалку у него отнимать.
Но Добрыня скалку держал крепко и цепко.
– Неучи вы! – кричал он, грозно размахивая своим оружием, - Это же экспорт! Тьфу, экспромт! В смысле, эксперимент!
– Что за экскремент? – переспросила непонятливая бабка Нюра.
– Проверка, - пояснил домовой, - То есть опыт. Провожу взаимосвязь между Вениамина Ивановича летучестью и силой произведённого мною удара. То есть как высота и угол подъёма зависят от громкости звука и уровня его звуковых децибел.
– Де… что? – тихо поинтересовалась Нюра у бабки Матрёны, - Ничего не понимаю, что говорит.
– Дебил, говорит, - объяснила ей бабка Матрёна.
– Кто?
– Про себя это он. Очень само-критичный.
– Само-вольные вы что-то! – рассердился домовой, - Само-управством занимаетесь! Мешаете само-учить!
– Учи! – фыркнула Матрёна, - Кто не даёт?
– Я и учу! – сказал Добрыня, - Ты теперь, Вениамин Иванович, туда-сюда по воздуху ногами пройдись и руками загребай, как вёслами.
– Не могу-у-у, - проскулил из-под потолка Венька, - Не получается.
– От Данилова-дантиста вон как по всей избе удирал, еле тебя поймали.
– Так я его щипцов испугался!
– Стало быть, Вениамин Иванович, придётся тебя как следует напугать.
– Это ещё зачем?! – возмутилась бабушка Серафима.
– Исключительно для дела. Вениамин Иванович, он ведь от стуку воспаряет, а от испугу туда-сюда летать начинает. Факт, наукой непознанный и необъяснимый, но установленный фигурально и доказанный экспериментально. Лично мной.
– Экс… пери…, - забормотала бабка Нюра, - опять ничего не поняла.
– А чего тут понимать-то? – встряла бабка Матрёна, - Испугаем сейчас Вениамина Ивановича до полусмерти. Он со страху-то штаны перепачкает и торпедой от нас усвистит.
В общем, стали все по очереди Веньку пугать и страшным страхом стращать. Исключительно для дела. Никакой-такой личной неприязни.
Глава 16. Страшный страх, ужасный ужас.
Первым вызвался пугать Пантелеймон.
– Мне ещё на станцию за почтой…, - извиняющимся тоном объяснил он, - тороплюсь очень. Так что, Вениамин Иванович, не обессудь.
Пантелеймон подставил поближе табуретку. Залез на неё прямо в лаптях. Шевелюру зелёную растрепал как следует. И потянулся к Веньке ушибленным носом, со временем пожелтевшим и похожим теперь уже не на сливу, а больше на сухой осенний лист.
– Р-р-ры-ы-ы!!! Страшно?
– Хи-хи!
– Не стра-а-ашно?!
– Да кто тебя боится, дурья башка? Ты даже с собственным домовым справиться не можешь! – не выдержала бабка Матрёна, - А ну, дай я страшный страх покажу!
Матрёна подхватила юбки, оттолкнулась ногой, ввинтилась юлой в воздух, затрясла щеками:
– Бр-р-р-р-р-р!!!
– Хи-хи-хи!!! – захихикал Венька.
– А вот так?
Она растянула руками в стороны свой и без того огромный рот. Оскалила кривые зубы. Высунула толстый малиновый язык.
– Ш-ш-шашно? – прошамкала шепеляво.
– Хи-хи-хи!!! Ха-ха-ха!!! – затрясся от смеха Венька.
– А вот я сейчас такой ужас устрою!
Бабка Нюра схватила со стола деревянную ложку и принялась размахивать ею перед самым Венькиным носом. Не дождавшись нужного результата, облетела его со всех сторон и стала этой самой ложкой тыкать Веньку в его упитанные бока.