Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море
Шрифт:
– Что это? – удивился Венька.
– Горы! – крикнула бабушка Серафима, - Ты дальше, дальше смотри! Вперёд!
А там, впереди… О! неужели?
У Веньки сердце замерло, ухнуло, подскочило вверх и забилось часто-часто.
– Ах! – ахнул Венька, завидев вдали бескрайний ярко-синий простор, и головой врезался прямо в зад резко затормозившей Матрёне.
Глава 21. Старуха с разбитыми корытами.
Море оказалось точно таким, каким и представлял его себе Венька.
Оно
Берег был сплошь усыпан гладкими круглыми камушками – галькой.
На гальке, вытянув в сторону моря усталые ноги, сидела и пряла пряжу высокая суровая старуха с прямой спиной и в белом платочке.
– Старика своего жду, - мрачно сказала старуха в ответ на расспросы полетаевских жителей, - на Акулий утёс пошёл невод закидывать.
– Уху на ужин планируете? – уточнила деловитая и хозяйственная Серафима.
– Золотую рыбку на желание.
– Не советую, - улучив момент, шепнул старухе Венька, - У разбитого корыта останетесь.
– Вон их сколько, - скорбно кивнула старуха куда-то вдаль, в сторону ветхой землянки, - Уже складывать некуда.
Венька поглядел, куда она показывала, и ахнул. Весь двор, и вокруг, за забором, и дальше, сколько видел глаз – всё было завалено старыми, растрескавшимися и разбитыми вдребезги корытами. Они были сложены в штабеля высотой с дом. И на землянке сверху лежали, прямо на продавленной крыше. И, прислонённые к изгороди, проломили её в нескольких местах.
– Куда вам столько? – удивился Венька.
– Мне не надо, - тяжело вздохнула старуха, - Только он каждый день тащит и тащит… тащит и тащит… тащит и тащит…
В это время вдалеке, у спрятанного за туманом утёса, появилась высокая худощавая фигура. В одной руке она держала невод, в котором что-то блестело на закатном солнце и отчаянно трепыхалось. Другой рукой фигура придерживала прямоугольный тёмный предмет, с натугой волоча его по берегу.
– Ну, вот! – скорбно произнесла старуха, - Опять!
Меж тем фигура приближалась, приближалась и в конце концов превратилась в статного белобородого старика, одетого в выгоревшие на солнце штаны и холщовую рубаху.
– Бог с тобою, золотая рыбка! – пропел старик в сторону невода, запустил в него руку и вытащил на божий свет изумительной красоты и размеров рыбину, - Твоего мне откупа не надо…
– Не надо…, - горьким эхом прошелестела старуха, с кряхтением поднимаясь на ноги.
– Ступай себе в синее море. Гуляй там себе на просторе.
– Гуляй-гуляй, - подтвердила старуха, отобрала у старика корыто и тяжёлой старческой поступью направилась к землянке.
Старик поворотился к морю, размахнулся, зашвырнул рыбу куда подальше. Почесал в затылке, задумался о чём-то своём, потряс головой и тоже поплёлся к своему ветхому жилищу.
Глядь! На пороге сидит его старуха, а перед нею разбитое корыто.
– Вот так и живём! – приветствовал он только что замеченных им полетаевских гостей, рассевшихся на пороге рядом со старухой, - Что загадали, то и получили. Мечты, как говорится, сбываются! И вы, дорогие гости, присоединяйтесь.
Глава 22. Край исполненных мечтаний.
Вот так и вышло, что поселились полетаевцы у старика со старухой в землянке, как в гостинице. И зажили там все вместе припеваючи.
Старик ежедневно отправлялся на Акулий утёс удить рыбу. Старуха пряла свою пряжу.
Бабка Нюра водолазный костюм с фотоаппаратом на барахолке приобрела и расхаживала в нём по морскому дну – пузыри пускала и подводную флору и фауну изучала и фотографировала.
Матрёна устроилась в местный театр оперы и балета. Примой там стала, фуэте каждый вечер на сцене крутила и аншлаги невиданные собирала.
Серафима открыла на пляже кафе. Беляши пекла, шашлык на углях делала – отдыхающим и всяким командировочным по сходной цене продавала. Как оказалось, это и было её заветной мечтой. Только она до поры до времени никому об этом не говорила.
– Я пеку, люди радуются, - хвасталась бабушка Серафима, - Радуются да ещё деньги за это платят. Я деньги получаю, радуюсь ещё больше и ещё лучше, соответственно, готовлю. Люди покупают, ещё больше денег платят, радуются безмерно. Я с этой кучей денег иду на базар, ещё больше продуктов закупаю, больше готовлю. Люди больше покупают, больше едят, больше радуются и больше денег платят. Я…
– Ты не отвлекайся! – кричала с морского дна бабка Нюра, - Все беляши твои подгорят!
Венька – тот всё время на пляже проводил. Строил из камушков крепости и замки. В море купался. Прыгал на волнах. Нырял. Под водой всяких-разных рыбок рассматривал. На морских коньков любовался. Ракушки собирал.
И так каждый день.
Каждый день.
Каждый день.
Прошла неделя. Другая. Месяц закончился. Следующий за середину перевалил.
А старик всё ходил с утра на Акулий утёс за золотой рыбкой. Старуха всё пряла и пряла свою пряжу. Матрёна фуэте, как динамо-машина, накручивала. Венька купался. Бабка Нюра в скафандре по дну морскому бродила. Серафима выручку считала и беляшей всё больше и больше пекла.
По вечерам старик возвращался с разбитым корытом, отпускал в море рыбку. Старуха сматывала пряжу, тащила корыто домой, усаживалась рядом с ним на крыльце и на закат печально смотрела. И мокрый, весь в мурашках, Венька смотрел. И Матрёна смотрела, обложившись подаренными букетами. Нюрка сидела тихо, в обнимку со своим водолазным шлемом. Серафима приходила с подносом беляшей, угощала всех и присаживалась рядом.
– Хорошо-о-о! – протяжно вздыхала бабка Нюра.
– Благолепственно! – вторила Матрёна.