Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море
Шрифт:
– Всё сгодится, - кивал домовой, сверкая глазами, - Всё берём, всё принимаем и в подпол прячем. Добро шибко любим. Оттого никуда и не летаем.
Фр-р-р-р-р-р!!! – вспорхнул за окном белый голубь и устремился в лазурную высь.
– Теперь точно пора, - объявила Серафима, расцеловалась со всеми на прощание, крепко взяла Веньку за руку и вслед за голубем вылетела из дома.
Глава 19. Курс зюйд-вест, или шмундер-бундер-цугундер.
– Ну, куда
– Кажется… м-м-м… курс зондер-шмуттер-унтер-винтер-зингер-штоллен… в общем, что-то в этом роде…
Всё-таки с непривычки тяжело было Веньке и мозгами шевелить, и за Серафимой поспевать – очень уж она резво летала.
– Этак мы с твоим курсом знаешь, куда залетим? В какую-нибудь шмундер-бундер-цугундер-пупперляндию!
– Ну, тогда… тогда…
Венька и так напрягал память, и этак прикидывал. Но ветер свистел в ушах. Небесная синева будоражила ум. Облака клубились вокруг и отвлекали внимание.
– Курс зюйд-вест! – весело протрубило справа.
– Зюйд-зюйд-ост! – пискнуло слева и пронеслось перед глазами, шмелём облетело сбоку, сверху, поднырнуло снизу, под пузом.
– Бабка Нюра! – несказанно обрадовался Венька, - Бабка Матрёна!
Точно! Они это были – добрые Серафимины и Венькины подружки.
– Куда ж вы без нас? – игриво ущипнула Веньку бабка Матрёна.
– А мы без вас? – Нюра шлёпнулась Веньке на спину и ногами пришпорила, как ездовую лошадь.
– Поимейте совесть! – прикрикнула на них Серафима, - Вениамин Иванович первый раз в такой дальний путь вылетел! Как бы не грохнулся с перепугу!
Но Венька грохаться и не собирался.
– Ого-го! – кричал он во весь голос, - Эге-ге! А-га-га!!!
Тут же за ними пристроились дикие гуси. Целая стая с вожаком во главе.
– Га-га-га!!! – кричали гуси, - А-га-га!!!
– Перелётные, - кивнула на гусей бабка Матрёна, - тоже к осени на юг подались.
– Тоже? – переспросил Венька, - Значит, и мы…
– И мы перелётные, - согласилась Матрёна.
– Как птицы?
– Как старушки! – рассмеялась Серафима.
– Три перелётные старушки-хохотушки и один очень толстый летун-хлопотун, - уточнила бабка Матрёна.
«На себя бы посмотрела», - с обидой подумал Венька и тут же…
У-у-у-у-х!!! – камнем рухнул вниз.
Но Матрёна, хоть и похожа на бегемота, проворная оказалась, как стриж.
Раз! – бросилась пулей вслед за Венькой.
Два! – ухватила его поперёк туловища.
Три! – легко подбросила кверху, к облакам.
– Обиделся? – рассмеялась весело, - Вижу, что обиделся. Ты уж, Вениамин Иванович, не серчай. Небезопасно.
А Венька уже и не серчал вовсе. Да и чего уж тут обижаться, если Матрёна ему только что жизнь спасла!
– Зюйд-вест! – прикрикнула строго Серафима, - От винта!
Мол, нечего расслабляться. Берегите силы. Далеко ещё.
– Ну, от винта так от винта, - сказала бабка Матрёна и вперёд вырвалась, вроде как гусиный вожак.
Глава 20. Журавлиный клин и перелётные старушки.
Справа и чуть сзади от Матрёны пристроилась бабка Нюра. Слева расположилась Серафима. Венька занял позицию сразу за Матрёной. В общем, настоящий журавлиный клин получился. Даже лучше.
– Курлы! Курлы! – кричали летящие параллельным курсом журавли и от зависти сворачивали шеи.
– Вперёд смотрите! – предупреждал их Венька, - Нечего глазеть!
Но журавли пораскрывали клювы и совсем забыли про свой курс.
Бах-х-х!!! – падали они один за другим, - Бах-х-х!!!
Столько у Матрёны сразу работы образовалось!
Вжих! Вжих! – сновала она меж облаками, подхватывая непутёвых птиц и обратно в небо закидывая.
– Курлы! Курлы! – благодарили журавли и летели дальше, смотря прямо перед собой и вытянув вперёд головы.
А старушки с Венькой-летуном продолжали лететь своим курсом.
– Зюйд-вест какой-то, - бормотала себе под нос Матрёна, - Знать бы ещё, что это такое.
– Что-то на иностранном языке, - предполагала бабушка Серафима, - Только непонятно, на каком.
– А какой ты-то знаешь? – спрашивала её бабка Матрёна.
– В школе английский учила.
– Значит, никакой…
– Может, Вениамин Иванович нам с басурманского переведёт? – пищала провокаторша бабка Нюра, - Ась, Вениамин Иванович? Иль не слышишь?
А Венька, и правда, ничего не слышал. Он пристроился в кильватере у бабки Матрёны и парил над землёй, раскинув широко в стороны руки. Матрёна своей мощной грудью путь прокладывала, воздушные потоки разгоняла, и лететь за ней было легко и приятно. Правда, не видно впереди почти ничего, кроме могучего Матрёниного зада.
Но Венька вперёд и не смотрел. Он летел себе доверчиво, подныривая под облака, и сверху землю разглядывая.
Землю такую он до этого и не видал ни разу. Она нарядная была и торжественная. Как будто на праздник приоделась.
– Ух, ты! – захлёбывался от восторга Венька, провожая взглядом скользящую под ним кудрявую зелень лесов, ровные квадраты полей, ниточки дорог, причудливо изгибающиеся блестящие реки.
Долго так они летели. Может, три дня. А может, неделю. День прогонял ночь и гасил звёзды. Солнце сменяло луну. Холмы чередовались с долинами. Потом и они исчезли, уступив место чему-то огромному, коричневому, непонятному. Как будто сердитый великан в сердцах скомкал необъятный лист бумаги и так его, скомканный, и выбросил за ненадобностью.