Летящие дни

Жигулин Анатолий Владимирович

* * * Рокуэллу Кенту Подъемный кран раскачивает ветер — Как будто не Москва, А Колыма Явилась мне сегодня на рассвете Сквозь белый пар, Сквозь белые дома. И у шоссе костер горит смолисто. Кипит в котле расплавленный гудрон. И увлеченно спорят два таксиста, Осыпанные жестким серебром… О, странный мир! Ты повторяешь краски. Я помню, как не раз я застывал У тех полотен с видами Аляски, Где никогда, конечно, не бывал. Суровый мир. Скупое освещенье. Холодных, чистых красок торжество… И в каждой жилке Зрело ощущенье Немыслимой знакомости его! И

эту сопку в облаке тумана, И эту тень косую на снегу Я видел где-то Возле Магадана. Вот только точно вспомнить Не могу. 1966 * * * Вспоминаются черные дни. Вспоминаются белые ночи. И дорога в те дали — короче, Удивительно близко они. Вспоминается мутный залив. На воде нефтяные разводы. И кричат, И кричат пароходы, Груз печали на плечи взвалив. Снова видится дым вдалеке. Снова ветер упругий и жесткий. И тяжелые желтые блестки На моей загрубевшей руке. Я вернулся домой без гроша… Только в памяти билось и пело И березы дрожащее тело, И костра золотая душа. Я и нынче тебя не забыл. Это с той нависающей тропки, Словно даль с голубеющей сопки, Жизнь открылась До самых глубин. Магадан, Магадан, Магадан! Давний символ беды и ненастья. Может быть, не на горе — На счастье Ты однажды судьбою мне дан?.. 1966 * * * Вот и жизнь пошла на убыль, Словно солнце на закат. И серебряные трубы В стылом воздухе звенят. Жизнь моя! Сентябрь звенящий! Время в прошлом торопя, Все отчетливей и чаще Вспоминаю я тебя. Вспоминаю ранний-ранний С колокольчиками луг. На изломах белых граней — Солнце шумное вокруг. Вспоминаю малым-малым Несмышленышем себя… К тем истокам, К тем началам Ты зовешь меня, трубя. 1966 УТИНЫЕ ДВОРИКИ Утиные Дворики — это деревня. Одиннадцать мокрых соломенных крыш. Утиные Дворики — это деревья, Полынная горечь и желтый камыш. Холодный сентябрь сорок пятого года. Победа гремит по великой Руси. Намокла ботва на пустых огородах. Увяз «студебекер» в тяжелой грязи. Утиные Дворики… Именем странным Навек очарована тихая весь. Утиные Дворики… Там, за курганом, Еще и Гусиные, кажется, есть. Малыш хворостиной играет у хаты. Утиные Дворики… Вдовья беда… Всё мимо И мимо проходят солдаты. Сюда не вернется никто никогда… Корявые вербы качают руками. Шуршит под копной одинокая мышь, И медленно тают в белесом тумане Одиннадцать мокрых Соломенных крыш. 1966 ДОВОЕННОЕ Было время демонстраций И строительных громов, И горела цифра «двадцать» Над фасадами домов. Проезжали с песней мимо На больших грузовиках Парни Осоавиахима С трехлинейками в руках. И еще плакат безлицый В память врезался мою: Кто-то в красных рукавицах Давит черную змею. Вспоминается дорога, Лед на лужах как слюда… И неясная тревога, Непонятная тогда. 1966 * * * Гулко эхо от ранних шагов. Треск мороза — как стук карабина. И сквозь белую марлю снегов Просочилась, Пробилась рябина. А вдали, где серебряный дым, — Красноклювые краны, как гуси. И столбов телеграфные гусли Всё тоскуют над полем седым. У дороги, у елок густых, Если в зыбкую чащу вглядеться, Вдруг кольнет задрожавшее сердце Обелиска синеющий штык. А простор — Величав и открыт, Словно не было крови и грусти. И над белой сверкающей Русью Красно солнышко В небе горит. 1966 ПОЛЫНЬ Ю. Киселеву О, замри, мое сердце! Застынь, Слышишь, Ветер качает полынь?.. Занимается свет. Умирает роса. И росинки блестят, Словно чьи-то глаза. Слышу будто бы плач, Слышу будто бы стон. Это тонкий полынный Серебряный звон. Это все, что когда-то Случилось со мной, Тихо шепчет полынь У дороги степной. Горьковатая, Близкая сердцу трава На холодную землю Роняет слова… Все, что в жизни узнать И увидеть пришлось, Все на этом рассвете Сошлось: И печаль, и тревога, И зябкая стынь — Всё — как эта дорога, Как эта полынь. 1966 * * * Земля необычная здесь, В Подмосковье. Над бурым суглинком Туман невесом… И вдруг осенило Забытой любовью К тебе, Мой далекий Степной чернозем. Там черные комья Блестели как уголь, И в них, как солома, Ломались лучи. И в яростном солнце Скакали за плугом Такого же черного цвета Грачи. Там осенью сердце Сжималось в тревоге И давняя память Стучала в виски. И, как золотинки, На черной дороге Желтели Потерянные Колоски. 1966 * * * Воронеж!.. Родина. Любовь. Все это здесь соединилось. В мой краткий век, Что так суров, Я принимаю, словно милость, Твоей листвы звенящий кров. Согрей меня скупою лаской, Загладь печальные следы. И приведи на мост Чернавский, К раскатам солнечной воды. И как навязчивая морочь, Как синих чаек дальний плач, Растает вдруг пустая горечь Московских бед и неудач. И что ты там, судьба, городишь?! Тебе вовек не сдамся я, Пока на свете Есть Воронеж — Любовь и родина моя. 1966 ДИРИЖАБЛЬ Один и тот же незабытый Я вижу полдень вдалеке: Бегу босой по теплым плитам К нагретой солнечной реке. Туда, где лодки пахнут краской, Где на лугу стоит яхт-клуб, Где довоенный мост Чернавский С перилами из старых труб. Бегу с бугра тропой полынной В дремучей чаще лебеды. В моей руке пятак старинный, Позеленевший от воды. И все доступно, Все открыто, И ничего еще не жаль. И надо мной плывет, как рыба, Огромный сонный дирижабль. Куда он плыл светло и прямо — На дальний полюс, на парад, — Забытый, вымерший, как мамонт, Несовершенный аппарат? Канатов черные обрывки Под ним чертили высоту. И было видно на обшивке Ряды заклепок И звезду. Он пролетел над лугом желтым, Где в лужах светится вода, И утонул за горизонтом В дрожащей дымке — Навсегда. А я его так ясно помню. А я всю жизнь за ним бегу. В мир непонятный И огромный С былинкой тонкой на лугу. 1966