Лев и Аттила. История одной битвы за Рим
Шрифт:
Печальное зрелище на поле, с которого ранее начинались римские победы, убедило Льва, что Рим может спасти не меч, но только слово. И он, сколь возможно, прибавил шаг. Наши путники, словно гордая лодка, упрямо плыли против всеобщего течения. В воротах им даже пришлось одолевать встречный поток людей. Слуги Тригеция и Авиена слегка растолкали гостей Рима, чтобы смогли покинуть город те, которые вознамерились остановить Аттилу. И вот посольство оказалось на Фламиниевой дороге. Сразу же за грандиозным каменным мостом через Тибр, расположилась станция, в обязанности которой входило обеспечение императорских послов
— Я не могу предоставить лошадей людям, которые отправляются на север. Беглецы утверждают, что гунны идут на Рим, и они уже близко, а значит, лошади непременно окажутся во вражеских руках. Когда Аттила покинет Италийскую землю, император спросит о своем имуществе. И что я отвечу?
У Авиена имелось предписание за личной подписью и печатью Валентиниана, которое открывало ворота всех императорских конюшен, но послы почему-то решили пойти более сложным путем.
— Ты не подумал, что, прежде чем император потребует отчет, гунны придут сюда и заберут не только коней, но и твою жену, и детей, и тебя? — удивился наивности чиновника Тригеций.
— Коней я укрыл неподалеку, на острове среди болот, — признался служитель. При этом его словно не беспокоила опасность, нависшая над семьей; у ног декуриона преспокойно ползал годовалый ребенок. — Гунны придут и уйдут — они не остаются на одном месте, воины Аттилы боятся городов. Вот тогда императорские лошади покинут потаенное место и снова будут служить людям.
— Не поможет тебе никакое укрытие, — зловеще усмехнулся Авиен. — у гуннов особый нюх на хороших лошадей. Они ведь у тебя неплохие?
— Разумеется, самые лучшие, потому мне и жаль их.
— Великий понтифик направляется на встречу с врагом, чтобы спасти римлян — и твоих детей, в том числе, а ты жалеешь для него бездушных животных?! — рассердился не на шутку Авиен.
— Прости, отец наш, не узнал тебя, — упал служитель станции перед Львом на колени.
— Встань, декурион, — нахмурился Великий понтифик. — Коленопреклоненно следует говорить с Господом. Мы не в храме, а я такой же человек, как и ты.
— Я отправляюсь за лошадьми. — У поднявшегося с колен декуриона вдруг проснулась жажда деятельности. — Однако ж понадобится время, чтобы их доставить. Если гости пожелают, к их услугам рядом с конюшней находится таверна. Я оповещу тамошнего повара, какие люди придут снимать пробу с его блюд.
Было разумно использовать появившееся свободное время для подкрепления организма, однако навязчивая забота декуриона некоторым пришлась не по нраву.
— Это лишнее, — подал голос Проспер, великолепно знавший привычки Великого понтифика, — мы довольствуемся тем, что и все остальные люди.
— Ничуть не лишнее — неожиданно возразил служитель станции. — В последнее время повар готовит для людей, бегущих от свирепых гуннов — народа непритязательного. Поскольку посетители таверны бедны, то и продукты для них предлагаются самые дешевые, что впору скормить свиньям или собакам, пока окончательно не пришли в негодность. Я знаю, что Великий понтифик довольствуется малым в еде и питье, но это малое должно быть свежим.
— Декурион прав, нам нужно поесть перед дальней дорогой; и по возможности, таких яств, чтобы потом не пришлось останавливаться у каждого мильного столба. — Предложение чиновника понравилось состоятельному Авиену, привычному к изысканным кушаньям.
Остальные путники не стали спорить с консуляром. Особенно были довольны слуги — их также решили покормить горячей едой.
Таверна была переполнена народом, и, казалось, не было смысла переступать ее порог. Однако у входа наших гостей встретил человек, на лице которого сияла широкая улыбка. (Чувствовалось, что в улыбку слуги вложил немало стараний декурион.) Он проводил важных гостей в комнату, отделенную от общего зала перегородкой, сплетенной из ивовых прутьев. На двух столах уже стояли кувшины с вином и глиняные кубки. Причем на первом столе кубки были подороже, украшены изображениями различных зверей, а на втором лишены даже узора.
Слуги безошибочно выбрали свой стол.
— Что может предложить нам здешний повар? — нетерпеливо поинтересовался Авиен у человека, который и привел их в уединенную комнатку. — Нам бы хотелось по достоинству оценить его искусство. А на тот стол ты сам знаешь, что подать, — кивнул он в сторону слуг, разобравших простые кружки и ожидавших только момента, когда начнут утолять жажду хозяева.
— Для вас он приготовит все самое лучшее. Недавно здесь останавливался император; и ему очень понравился фаршированный заяц…
— Я бы попробовал те блюда, которые подавали нашему императору, — не утруждал себя долгими размышлениями Авиен.
— Мне подашь то, что и почтенному консуляру, — скромно произнес Тригеций.
— Принеси яйцо, сваренное всмятку, и кашу, — попросил Лев, который принял обет не употреблять мяса до тех пор, пока не состоится встреча с Аттилой.
— То же самое и мне, — в свою очередь, секретарь разделил выбор Великого понтифика.
— Каша из чего? Какое вы хотите видеть в ней мясо? — уточнил слуга.
— Никакого мяса, — категорически отверг излишества Проспер. — Обычная каша легионеров: из полбы, ячменя и проса.
— И это все?! — удивился не перестававший улыбаться человек.
Лев утвердительно кивнул головой, так как взгляд слуги был направлен на него.
Секретарь Великого понтифика, прежде чем приступить к трапезе, некоторое время с недоумением смотрел в горшок с принесенной кашей. Внешний вид ее отличался от той каши, которую почти ежедневно потребляло большинство римлян. Наконец, он определил главное отличие:
— Здесь запеченное мясо? Мы же просили его не подавать…
— Нет, почтенный гость, кусочки, которые ты принял за мясо, на самом деле являются рыбой. Насчет нее указаний не было, — с неизменной улыбкой произнес слуга и добавил: — Наш повар очень старался.
Духовные особы не стали возражать против рыбы и приступили к трапезе. Каша оказалась необычайно вкусной. Кроме рыбы повар обильно сдобрил ее коровьим маслом, добавил изюма, тертых орехов и каких-то специй.
Лев, более привычный к простой пище, только с улыбкой покачал головой; Проспер тоже удивился, как искусство повара превратило простое блюдо в изысканное. Довольны были и слуги: видимо, и их каша отличалась от той, которую предпочитали кушать небогатые римляне.