Лев Лангедока
Шрифт:
– Но Версаль не то место, где можно воспитывать детей, – как можно более мягким тоном произнесла Мариетта. – Я это знаю, ведь я жила в Париже.
– Детей! – Элиза уставилась на нее чуть ли не с ужасом. – Я не могу иметь детей, Мариетта. Мой муж запретил мне даже думать об этом. Он говорил, что роды меня убьют!
Мариетта, в свою очередь, посмотрела на Элизу с недоверием. Как она может выходить замуж за Леона и не иметь желания рожать ему детей? Ребенок от Леона… При одной мысли об этом Мариетта ощутила приступ желания. Растить и воспитывать его детей в Шатонне, ездить всем вместе на соколиную охоту. Научить дочерей плести кружева. Господи, да она пожертвовала бы чем угодно ради того, к чему Элиза относится прямо-таки с ужасом!
– Не могу себе представить,
Мариетта постаралась сдержать свое нетерпение, напомнив себе, что Элиза провела последние шесть лет в браке с человеком, который годился ей в дедушки.
– Но у вас будет Леон, – заметила она, в глубине души удивляясь тому, чего еще может требовать от жизни женщина.
Элиза прикусила губу. Не могла же она признаться новообретенной подруге, что будущий муж внушает ей страх. Он покидал Шатонне совсем юношей, неловким и восторженным, а теперь он стал таким властным и уверенным в себе. Его суждения о жизни утомляли ее, а так ярко выраженные качества бывалого вояки начинали пугать. Что касается его ласк… Его первый страстный поцелуй вызвал у нее протест: как же так, тело ее мужа не успело остыть в могиле… Леон неохотно подчинился ее желаниям. Ведь когда они поженятся, он сможет целовать ее, когда и сколько ему будет угодно.
Элиза вздрогнула. Как признаться ему, что после шести лет брака она все еще девственница? И что если жаждет защиты и привязанности, то совершенно не способна предаваться плотским утехам? Ведь при всей своей невинности, она была достаточно проницательна, чтобы понимать, что претензии Леона должны носить вполне физический смысл и характер.
Слезы наворачивались ей на глаза, она нервически ломала пальцы рук. При жизни мужа все было гораздо проще. Он только и хотел, чтобы ею все любовались, он гордился ею и обращался с ней как отец с любимой дочерью. Тем не менее она должна выйти замуж, она лучше всех понимала, что не в состоянии жить в одиночестве, и Леон, едва узнав о смерти ее мужа, поспешил покинуть Версаль и приехал к ней, не так ли? Он любит ее, и она должна найти в себе силы откликнуться на его чувство. Но сегодня вечером они не остались наедине. Рядом с ней Мариетта, поблизости также герцог и его сын.
Когда мужчины вновь присоединились к дамам, Элиза расслабилась. Внутренняя напряженность покинула ее, как только рядом с ней сел герцог. Было похоже на то, словно возле нее снова находится ее муж. Он не предъявлял на нее никаких требований, в глазах у него сияли доброта и восхищение.
Рафаэль проигнорировал предостерегающий взгляд, брошенный на него Леоном, и возобновил разговор с Мариеттой. Чем дольше он находился возле нее, тем яснее ему становилось, что он испытывает к ней нечто более сильное и необычное, чем то влечение, какое он испытывал в присутствии любой красивой женщины. Неудивительно, что Леон решился привезти ее с собой в Шатонне, чтобы получать удовольствие от ее присутствия по возможности дольше.
С каждой минутой влечение Рафаэля де Мальбре к Мариетте Рикарди возрастало, и друг его детских лет, Леон, замечал это, испытывая при этом совершенно неразумное желание вышвырнуть Рафаэля вон.
Впрочем, какое ему дело до того, что этот ловелас соблазнит Мариетту? Да пусть она спит хоть с парнишкой-конюхом! Он в нее не влюблен. Он любит Элизу…
Леон с трудом отвел взгляд от золотого сияния волос Мариетты и от напудренного парика друга, слишком близко склонившегося к этим волосам. Мариетта в эту минуту выслушивала какой-то анекдот Анри, и Леон попытался переключить свое внимание с них на кого-нибудь другого. После приезда на юг он проводил время только в Шатонне или в Лансере. Завтра, после визита к Элизе, он отправится на соколиную охоту, и если Рафаэль предпочтет разыгрывать из себя влюбленного идиота, он отправится на охоту один.
Никто не обращал внимания на Селесту; она так и сидела у окна, не замечаемая Рафаэлем, которого надеялась очаровать. Даже
Глава 6
Следующим утром Мариетта была на ногах с самого рассвета и обрывала листья мать-и-мачехи и дягиля, чтобы приготовить лекарство для Нинетты Бриссак. Эти немногие утренние часы, когда все в доме еще спали, были для Мариетты самыми счастливыми за весь день. На короткое время можно было забыть о грядущей свадьбе Леона и Элизы и о том, что скоро ей придется уехать. Кровь южанки влекла Мариетту к широким полям, озаряемым солнечными лучами, и к окружающим Шатонне каменистым холмам, поросшим густым кустарником. Оранжевая и красновато-коричневая земля, темная зелень стройных кипарисов, изнывающих от жары, радовали ее взгляд куда больше, чем холодная зелень северной Франции. Здесь Мариетта чувствовала себя как дома. Здесь она была бы счастлива, если бы судьба ей благоприятствовала.
– Куда это вы собрались, милочка? – услышала Мариетта вопрос Рафаэля де Мальбре, который стоял, прислонившись к воротам конюшни в весьма изящной позе, и преградил ей дорогу, когда она направилась к своей лошади, чтобы верхом добраться до жилища Бриссаков.
– К Нинетте с лекарством для нее, – ответила Мариетта очень сухо.
Она прекрасно понимала, что Рафаэль де Мальбре намерен соблазнить ее, и в присутствии Леона, теша собственное самолюбие, даже радовалась знакам его внимания. Однако во всех прочих случаях проявляла по отношению к нему полную холодность, что ничуть его не задевало, а скорее подогревало страсть.
По мнению Рафаэля, она была опытной маленькой кокеткой, вспыхивающей на минутку и тут же остывающей только ради того, чтобы возбудить мужчину до потери здравого смысла и получить от него в подарок как можно больше драгоценностей и так далее, короче сказать, всего того, что не досталось бы ей при обычных обстоятельствах. Впрочем, судя по тому, как она была одета, Мариетта не особенно увлекалась пышными украшениями. Возможно, малютка Рикарди достаточно умна и считает желанными подарками вещи более существенные, к примеру земельные участки или роскошные дома. Если это так, Рафаэль готов был заплатить и подобную цену. Кольцо с изумрудом, которое он вручил было ей в предыдущий вечер, она тотчас вернула ему с разгневанным видом и негодующим румянцем на щеках, и это, по мнению Рафаэля, доказывало, что ее прелести станут доступными в результате более широких жестов с его стороны. Он прикидывал в уме, какую же цену предложил Леон за право ласкать столь чувственное тело.
Рафаэль не сомневался, что Мариетта разыгрывает из себя простую крестьяночку намеренно. Это позволяет ей показывать длинные, стройные ноги, задирая повыше юбки, когда она расхаживает по дорожкам палисадника возле кухни, а ножки у нее, надо прямо сказать, весьма эротичные. Манера одеваться просто дает ей возможность свободно распускать великолепные золотые волосы, ниспадающие волнистыми прядями до талии.
Рафаэль де Мальбре усмехнулся. Его ни на минуту не обманула деланная простоватость Мариетты. Она была настолько же рассчитанной на возбуждение чувственности в мужчинах, как драгоценности и парчовые наряды куртизанок. И гораздо более интригующей и успешной.
– Весьма достойное занятие, – произнес Рафаэль де Мальбре с подчеркнутой любезностью. Теперь ясно, решил он про себя, при каких обстоятельствах Леон познакомился со своей любовницей. – Быть может, вы позволите мне сопровождать вас?
– Не думаю. – Мариетта не удержалась от улыбки, окинув взглядом светло-серый шелковый наряд Рафаэля. – Сарацин не тот конь, на котором можно скакать в столь изысканном костюме, как у вас, месье.
– Сомневаюсь, что Сарацин сейчас в стойле, – возразил Рафаэль самым беспечным тоном, бросив через плечо Мариетты взгляд в дальний угол конюшни, в чем особой необходимости не было: он и без того знал, что вороного жеребца Леона в стойле нет, хозяин уехал на нем на свидание со своей трепетной возлюбленной.