Лев Петров
Шрифт:
— Нет, — она извивается в моих руках, и я опускаю ее на землю, крепко держа за капюшон, чтобы не сбежала. Ее подбородок вызывающе вздергивается, а в уголке рта собрались остатки молока, которые, на мой взгляд, слишком похожи на сперму.
Мое дыхание учащается, и я хватаю ее за шею, сжимая до тех пор, пока она не начинает задыхаться,
— Это всего лишь молочный коктейль! — ее крошечные ручки царапают мои. Шея дрожит под моей ладонью от ужаса, и мне это нравится больше, чем следовало бы.
— У тебя есть с собой
Она резко трясет головой из стороны в сторону, щеки заливает румянец.
— Как ты планируешь расплатиться со мной?
Василий резко поворачивается ко мне. Если бы это был мужчина, он бы уже лежал на земле с пулей в голове. Я сжимаю ее горло сильнее. Она такая маленькая, что моя ладонь полностью охватывает хрупкую шею. Ее яркие глаза расширяются от страха.
— Ответь мне, — рычу я.
— Я могу работать на тебя! — выпаливает она. — Пожалуйста!
Она начинает краснеть, и я ослабляю хватку.
Василий заливается смехом.
— Малышка, ты не выглядишь достаточно взрослой, чтобы пить, не говоря уже о том, чтобы танцевать на шесте, — насмехается он над ней.
— Мне двадцать, и я могу разливать напитки.
Двадцать? Мои брови взлетают вверх. От неожиданности отпускаю ее, а она возмущенно скрещивает руки на груди.
— Ты выглядишь как ребенок. Маленькая. Хрупкая, — растягиваю я слова, акцент становится более заметным.
Бостон был моим домом уже много лет. Отец отправил меня сюда в шестнадцать лет, чтобы отомстить тем, кто убил мою мать. Независимо от того, как далеко я нахожусь от России, акцент всегда проявляется, когда злюсь или… Я сглатываю, мне не нравится реакция, которую вызывает эта воровка. Снова хватаю ее, прежде чем она успеет убежать.
— А ты выглядишь как бандит!
Она изо всех сил пытается освободиться, извиваясь и трясясь в моих объятиях. Замахивается ногой, пиная меня в голень, и я раздраженно скриплю зубами.
— О, черт, — шепчет она.
Бросив ее на асфальт, я угрожающе возвышаюсь над ней, и она отшатывается.
— Потребуется больше одной смены, чтобы покрыть стоимость продукта и доставки.
Капюшон соскальзывает с головы, впервые по-настоящему посмотрев на нее, я болезненно сглатываю. Она такая чертовски крошечная. Маленькая грудь вздымается с каждым резким вдохом. Юбка задралась, и видно белое кружево. Я представляю, как она лежит на моей кровати, извиваясь, пока пытаюсь втиснуть в нее свой толстый член. Не уверен, что он вообще сможет поместиться. Мои яйца сжимаются, и я облизываю нижнюю губу. Ее живот снова издает звук, она обхватывает его рукой, пытаясь унять дискомфорт, а другую выставляет вперед, чтобы я не приблежался.
— Я была голодна, — хрипло поясняет она.
— Ты часто бываешь голодной, — поднимаю бровь, и она сжимается от страха. — Иди приведи себя в порядок. Ты начнешь сегодня вечером.
Она поднимается на колени, ее короткая юбка развевается
— Сегодня вечером? Но мне нужно…
— Ты правда думала, что я позволю тебе уйти, чтобы ты могла сбежать? Теперь ты принадлежишь мне, маленькая воровка, — шиплю ей в лицо, затем оборачиваюсь к своему заместителю. — Отведи ее к Эрике.
Василий хватает ее за руку и ведет внутрь. Холодная металлическая дверь с лязгом закрывается за ними, и я тяжело дышу, когда мое тело трепещет от желания. Бросаю взгляд через плечо на камеру, направленную в сторону заднего выхода. Отступая в тень, я расстегиваю молнию на джинсах и беру в руку свой ноющий член.
Двадцать. Более чем достаточно. Всего на шесть лет младше меня.
Я глажу член, представляя, как ее изящные ножки обвиваются вокруг моей широкой талии, а маленькие ручки цепляются за плечи, когда вонзаюсь в нее. Держу пари, она чертовски тугая. Думаю, ее бедра с трудом бы приспособились к моим размерам, пыхтя от удовольствия. Но я бы поместил свой член, заставив хотеть каждый дюйм.
Мой кулак разгоняется, сильнее сжимая член и я кончаю с тихим ворчанием, выплескивая сперму на стену, притворяясь, что маленькая, худая воровка только что не лишила меня рассудка.
Изувеченное тело безвольно висит передо мной, руки вытянуты над свисающей головой, дыхание прерывистое, всего лишь поверхностный хрип. Его руки привязаны к крюку, закрепленному на потолке, и единственный отчетливый звук, проникающий в воздух, — это медленное, равномерное капание крови на холодный бетон.
Кап, кап, кап.
Мне нравится этот звук, но еще больше нравится, когда он умоляет.
Василий привел одного из виновников поджога в моем клубе. Тупой ублюдок хвастался этим, как будто сделал улицам одолжение, дразня меня. Я знаю, что он уже сожалеет об этом.
Я размахиваюсь правой рукой, и тяжелый кастет соприкасается с разбитой плотью. Моя жертва стонет, скулит, когда кровь собирается у его губ и стекает по подбородку. Он умоляет о пощаде, и я снова бью.
Меня вырастили не для того, чтобы давать пощаду. Меня вырастили, чтобы убивать.
Удар сотрясает мои мышцы, и я безумно улыбаюсь.
— Я остановлюсь, когда ты дашь мне то, что хочу! — выплевывая я, прижимаясь своим лбом к его, мои плечи вздымаются от гнева, и когда он не отвечает, откидываю шею назад и бью его головой. — Назови имя, придурок!
Прошло четыре дня с момента инцидента в переулке, а я все еще дрожу от гнева. Днем моя розововолосая пленница заперта в подсобке клуба, а ночью за ней следят Василий и Эрика, менеджер моего бара.