Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923
Шрифт:
Оппозиционеры обращались к пленуму с «предложением», как было сказано в документе, восстановить в партии режим, который позволил бы разрешать спорные вопросы в соответствии с партийными традициями, «с чувством и мыслями пролетарского авангарда». Нечего говорить о том, что «партийный демократизм» был в заявлении невероятно переоценен и идеализирован. Однако то, что на заре большевистской власти кровавое подавление воли народа сочеталось с «демократическим централизмом» в самой партии, голоса ее членов были слышны, а существование оппозиции допускалось, было фактом. Правда, конец всему этому был положен резолюцией X съезда при участии Ленина, Троцкого и других ныне входивших в оппозицию большевиков. Так что ссылки оппозиционеров, включавших вдову Ильича, на авторитет Ленина звучали не слишком убедительно. Тем не менее на Ленина ссылались: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем «Завещания», мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит партии дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии».
К основному тексту оппозиции спешно было дописано «Дополнительное заявление» в связи с тем, что так называемое «дело Лашевича», внесенное в порядок дня пленума, было решением ЦКК от 20 июля превращено в «дело Зиновьева» [469] . Оппозиционеры видели в этом реализацию давно намеченного и систематически проводимого плана — «отсечь ряд работников, принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми элементами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли т. Сталина». Первым шагом на этом пути они считали перевод Каменева из числа членов Политбюро в кандидаты. Теперь, по мнению оппозиции, начался новый этап «очищения» руководства от противников Сталина.
469
РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Ед. хр. 97. Л. 93–94.
Оппозиционеры напоминали, что непосредственно после съезда в различных городах, прежде всего в Москве и Харькове (Харьков являлся тогда столицей Украины), была открыта кампания против Троцкого. «В этот период вопрос о предстоящем изъятии тов. Троцкого из Политбюро обсуждался в достаточно широких кругах партии, не только в Москве, но и в ряде других мест». Дело Лашевича не внесло ничего нового в этот план «реорганизации» партруководства, но побудило сталинскую группу подумать о некоторых изменениях в способах проведения плана. Ближайший удар было решено теперь нанести по Зиновьеву, предварительно его скомпрометировав [470] , что было не сложно хотя бы из-за опубликованного Троцким документа о позиции Зиновьева и Каменева в октябре 1917 г. «Вопрос идет о руководстве партии, о судьбе партии, — взывали оппозиционеры. — Ввиду изложенного, мы категорически отклоняем фракционное и глубоко вредное предложение Президиума ЦКК». Этими словами завершалось их «Дополнительное заявление».
470
Инициатором превращения «дела Лашевича» в «дело Зиновьева» был Сталин, писавший 25 июня Молотову и другим членам «семерки» из Сочи, где он проводил отпуск, что группа Зиновьева «является сейчас наиболее вредной и удар должен быть нанесен на пленуме именно этой группе», что «не только Лашевича нужно вывести из ЦК, но и Зиновьева нужно вывести из Политбюро с предупреждением вывода его из ЦК, если не будет прекращена его работа по подготовке раскола» (Письма И. В. Сталина В. М. Молотову 1925–1936 гг. С. 73).
В чем же состояло «дело Лашевича», которому было уделено столь большое внимание на июльском пленуме и на которое очень часто ссылались Троцкий и другие оппозиционеры? Как было объявлено, группа лиц, принадлежавших к оппозиции, во главе с кандидатом в члены ЦК Лашевичем, в то время занимавшим должность первого заместителя наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета СССР Ворошилова, устроила 6 июня 1926 г. в лесу в дачной местности по Савеловской железной дороге «нелегальное собрание», на котором весьма критически обсуждалась деятельность высшего партийного руководства. Скорее всего, речь шла о лесной прогулке группы оппозиционно мысливших единомышленников, во время которой звучали нелицеприятные разговоры о Сталине и его окружении. Во всяком случае, никаких «нелегальных акций» в полном смысле слова Лашевич и другие участники этого «лесного сборища» (в основном здесь были военные среднего ранга) не замышляли. Тем не менее установление этого факта агентурным путем (кто именно донес о «собрании в лесу» — неизвестно) стало серьезным козырем в руках сталинской группы в ее борьбе против объединенной оппозиции [471] . Не случайно в «Дополнительном заявлении» Троцкого, Зиновьева и других, включенном в общий текст заявления оппозиционеров по поводу июльского пленума, основное внимание фиксировалось не на самом «деле Лашевича», а на попытке сталинской группы притянуть к нему Зиновьева, хотя Зиновьев никакого отношения к собранию в лесу, разумеется, не имел.
471
О «нелегальном собрании» неизвестный провокатор донес секретарю Краснопресненского райкома партии М. Н. Рютину — в то время ярому сталинисту, а тот в свою очередь передал дело в ЦКК ВКП(б). Специальная комиссия ЦКК устроила допросы участников «собрания» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Ед. хр. 695. Л. 10–35), в результате чего ЦКК квалифицировала собрание как подпольное и фракционное. Участникам его были объявлены партийные взыскания, предложено было также исключить Лашевича из состава кандидатов в члены ЦК и снять его с поста заместителя председателя Реввоенсовета и заместителя наркома (РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 46. Л. 21–22).
Оппозиционеры внесли тогда на пленум проект еще одной резолюции [472] — о ненормальном режиме в партии: «В целях борьбы за единство партии пленум требует от всех партийных организаций, комитетов и контрольных комиссий принятия действительных мер для введения режима внутрипартийной демократии. В пределах программы и устава партии и решений ее съездов каждый член партии имеет право свободно отстаивать свои взгляды внутри партии». Однако ни один из лидеров оппозиции, в том числе и Троцкий, даже этот, до предела осторожный проект, не подписал, чтобы не ставить себя в невыгодное положение организаторов или, по крайней мере, защитников «конспиративной деятельности», от которой все оппозиционеры отрекались. В то же время Троцкий, Зиновьев, Каменев, Крупская, Пятаков, Муралов, Лашевич и член ЦКК ВКП(б) Альвина Августовна Петерсон, в 1926–1927 гг. являвшаяся членом объединенной оппозиции [473] , обратились к пленуму с заявлением, обосновывавшим их отказ голосовать за резолюцию, внесенную Молотовым и Кагановичем по вопросу о перевыборах Советов [474] . Оппозиционеры сводили эту проблему к неверной оценке резолюцией ситуации на селе, в частности в области сельскохозяйственной кооперации, которая, по их словам, оказалась в руках деревенских верхов, что обязано превратить кооперацию из орудия социализма в орудие капитализма. (Совсем недавно Троцкий выступал на заседании Политбюро в ином духе, вполне терпимо относясь к ситуации с кооперацией на селе.) Скорее всего, проект был делом рук Зиновьева и Каменева, к которым из солидарности или из нежелания разрушить только что сколоченную оппозицию присоединился Троцкий.
472
Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 2. С. 28–31.
473
Черушев Н. С. Коменданты Кремля в лабиринтах власти. М.: Вече, 2005. С. 290. А. А. Петерсон была арестована органами НКВД в начале 1937 г. 10 июля того же года Сталин и Молотов завизировали список лиц, подлежавших осуждению по «первой» (расстрел) и «второй» (длительное заключение) категориям, в котором А. А. Петерсон оказалась во второй, а ее однофамилец Р. А. Петерсон — в первой категории (АПРФ. Оп. 24. Ед. хр. 410. Л. 19–21). Дальнейшая судьба А. А. Петерсон неизвестна. По всей видимости, она скончалась в ГУЛАГе.
474
РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Ед. хр. 97. Л. 2–4; Архив Троцкого. Фонд 13. Т-882; Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 2. С. 24–28.
На июльском пленуме Троцкий выступил также с заявлением по поводу предложений наркома труда В. В. Шмидта о заработной плате [475] . Лидер оппозиции обращал внимание, что внесенный Шмидтом проект касался не столько зарплаты, сколько интенсификации труда на промышленных предприятиях. Рабочие оказывались в таком положении, которое возвращало трудовые отношения к «довоенному типу», то есть к капиталистической эксплуатации довоенного времени. Резолюция Шмидта, в частности, ничего не говорила о реальном понижении зарплаты и ее несвоевременной выплате. Троцкий предлагал разработать меры по преданию уголовной и иной ответственности лиц, задерживавших выплату заработной платы, возвратить реальную зарплату на уровень 1925 г., защитить ее от понижения и при заключении новых коллективных договоров обеспечить повышение зарплаты прежде всего в тех отраслях, где она была наиболее низкой (горное дело, металлургия, транспорт).
475
Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 2. С. 31–33.
Наконец, на этом пленуме была предпринята еще одна попытка противопоставить Сталина воле покойного вождя. Каменев при поддержке Троцкого и Зиновьева огласил содержание записки Ленина Сталину от 5 марта 1923 г., в которой говорилось об оскорблении Сталиным Крупской и содержалась угроза разрыва личных отношений. После этого Зиновьев в выступлении 21 июля огласил данную Лениным в «Письме к съезду» характеристику Сталина. Но большинство присутствовавших на пленуме решительно стало на защиту генсека, который не остался в долгу и в очередной раз зачитал письмо Троцкого Чхеидзе с весьма нелицеприятными характеристиками Ленина [476] . После этого Сталин выступил с заявлением «по личному вопросу» [477] , в котором формально пытался представить себя дисциплинированным партийным членом, подчинявшимся решениям большинства. По существу же его заявление было новым выпадом против Троцкого, которого он противопоставлял себе самому. Троцкий не прав, утверждая, что Ленин настаивал на снятии Сталина с поста. Ленин предлагал съезду обдумать вопрос о перемещении Сталина. А съезд «решил единогласно оставить Сталина на посту секретаря, каковому решению Сталин не мог не подчиниться». Троцкий заявляет, что, если бы Сталин не был секретарем, «не было бы и нынешней борьбы. Не думает ли т. Троцкий, что его августовский блок с Потресовым и Алексинским объясняется «нелояльностью» Сталина?»
476
Сталин И. В. Историческая идеология в СССР. С. 23–24.
477
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 131. Л. 51–53.
Генсек обширно цитировал пресловутое письмо Троцкого Чхеидзе, называя его «важнейшим партийным документом, вошедшим уже в историю нашей партии». Отмечая «беспринципность и интриганство» Троцкого и Зиновьева, Сталин указывал, что «глупо объяснять разногласия в партии личным моментом», хотя именно личными отношениями было пронизано все заявление Сталина, официально объявленное документом «по личному вопросу». Ловко играя на принятых решениях, генсек в очередной раз заявлял, что «Троцкий не прав», говоря, что Сталин назвал его ревизионистом ленинизма. Это не мнение его лично. Так оценили Троцкого партийные форумы — XIII партконференция, XIII съезд и V конгресс Коминтерна. В склочной демагогии Сталин явно имел преимущество по сравнению со своим соперником. Троцкий пробовал объяснить партийной массе свое письмо к Чхеидзе, но выглядела эта защита не слишком убедительно: «Письмо это было написано в один из моментов острой фракционной борьбы. В этой борьбе Ленин был прав на сто процентов. Самая борьба давно отошла в прошлое. Письмо, написанное 13 лет назад, звучит сейчас для меня самого так же дико, как и для всякого другого члена нашей партии. Рыться в мусорном ящике старой фракционной борьбы можно только для того, чтобы ошарашить молодых членов партии, не знающих прошлого, т. е. исключительно для кляуз и интриг».
В попытке перехватить инициативу Троцкий указал, что именно такого рода нелояльность Сталина имел в виду Ленин, когда настаивал на снятии того с поста генсека [478] , то есть в очередной раз вернул аудиторию к «завещанию» Ленина. Наверное, в ответ на это он должен был ожидать, что Сталин вновь зачитает письмо Троцкого Чхеидзе…
Драматизм обстановки на июльском пленуме еще более усилило происшедшее во время его работы трагическое событие. 20 июля с докладом о состоянии экономики выступил Дзержинский, который истерически обрушился на Пятакова, назвав его «самым крупным дезорганизатором промышленности», и Каменева, которого Дзержинский обвинил в том, что тот не работает, а занимается политиканством. После доклада Дзержинскому стало плохо. Он некоторое время полежал на диване в кулуарах пленума, затем отправился домой, отказавшись от госпитализации, но в тот же день скончался от инфаркта. Дзержинского похоронили у Кремлевской стены, а смерть его списали на праведное дело борьбы с оппозицией.
478
РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 547. Л. 87.
Июльский пленум ЦК постановил снять Зиновьева с поста члена Политбюро ЦК, а Лашевича исключить из состава кандидатов в члены ЦК. Одновременно кандидатами в члены Политбюро стали несколько «молодых товарищей», в том числе Каганович и Микоян, уже зарекомендовавшие себя в борьбе против оппозиции, а в следующие годы еще ярче проявившие свои качества как верные соратники Сталина, которого пленум поддержал по всем вопросам. Это должно было продемонстрировать лидерам оппозиции, прежде всего самому Троцкому, что в рамках действовавшего устава, действовавших дисциплинарных документов, особенно резолюции «О единстве партии» 1921 г., без обращения к партийным низам добиться какого бы то ни было результата они не смогут. Однако на путь нелегальной или хотя бы внепартийной деятельности Троцкий становиться не желал. Он все еще надеялся повернуть за собой партийные кадры, которым, впрочем, сам доверял все меньше и меньше. Стремление сохранять верность догматическим установкам оборачивалось против него самого.