Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929
Шрифт:
А вот в кругах интеллигенции к Троцкому относились по-разному. Одним «попутчикам» льстило, что он приобщал их к ведущим направлениям общественно-политического развития страны и призывал считаться с их творческой индивидуальностью. Таких, наверное, было большинство. Другим же писателям и литераторам снисходительные и унизительные подачки Троцкого были не нужны, и у них сложилось устойчиво негативное мнение об этом большевистском выскочке, «одетом в военный костюм», как записал о Троцком в дневнике К. И. Чуковский [116] .
116
Чуковский К. Дневник 1901–1929. М.: Современный писатель, 1996. С. 238.
Чуковский был как раз из тех интеллигентов, у которых отношения с Троцким «не сложились». Началось все с того, что Троцкий еще до революции опубликовал критическую и даже презрительную статью об историко-литературных этюдах Корнея Ивановича, в которых «нет никакого метода мысли». Возможно, обида забылась бы, но Троцкий включил эту статью в послеоктябрьский сборник, тем самым обратив на нее внимание современников. Язвительный С. Маршак откликнулся на перепечатку эпиграммой:
Расправившись117
Чуковский К. Дневник 1901–1929. М.: Современный писатель, 1996. С. 501.
Чуковский ответил Троцкому взаимностью, хотя и не публично. С явным удовлетворением он записал в дневник 26 ноября 1924 г.: «В Госиздате снимают портреты Троцкого, висевшие чуть не в каждом кабинете» [118] . Но самые искренние свои чувства, и уже не сдерживаясь, хотя снова в формате дневниковой записи, Чуковский высказал в январе 1933 г.; и в этом отрывке звучала вся ненависть к коммунистам русской интеллигенции за истерзанную большевиками страну: «Троцкисты для меня были всегда ненавистны не как политические деятели, а раньше всего как характеры. Я ненавижу их фразерство, их позерство, их жестикуляцию, их патетику. Самый их вождь был для меня всегда эстетически невыносим: шевелюра, узкая бородка, дешевый провинциальный демонизм. Смесь Мефистофеля и помощника присяжного поверенного. Что-то есть в нем от Керенского. У меня к нему отвращение физиологическое. Замечательно, что и у него ко мне — то же самое: в своих статейках «Революция и литература» он ругает меня с тем же самым презрением, какое я испытываю к нему» [119] .
118
Там же. С. 292.
119
Там же. С. 76.
С некоторыми представителями «свободомыслящей» интеллигенции Троцкий поддерживал контакты, когда он считал это лично для себя целесообразным. Особенно это касалось художников, ибо Лев Давидович уже начинал все чаще задумываться о том, как запечатлеть себя в художественных образах. Троцкому необходимы были новые и новые произведения советских мастеров, которые могли бы стать украшением лучших художественных музеев. Так возник заказ портрета Троцкого для художественной выставки, посвященной 5-летию Красной армии (март 1923 г.). Решено было поручить эту работу известному художнику-портретисту Юрию Павловичу Анненкову [120] . Он работал в «ставке» наркомвоенмора в бывшем имении князей Юсуповых Архангельском в начале 1923 г., создал многочисленные эскизы, а затем несколько поясных портретов и большой портрет в полный рост, выполненный в агитационно-конструктивистском стиле. Анненков оставил обширные воспоминания о своих встречах с Троцким, к которому проникся теплыми чувствами (нарком умел производить на своих собеседников хорошее впечатление, когда считал это целесообразным).
120
Анненков Юрий Павлович (1889–1974) — русский и французский живописец и график, художник театра и кино. Оформитель книг. В первые годы большевистской власти написал в модернистском стиле ряд портретов советских лидеров. В 1924 г. эмигрировал. Жил во Франции. В 1925 г. основал Общество художников-станковистов. Автор многочисленных портретов в плоскостной манере со свободными пятнами и контурами. Автор мемуаров.
Анненков, в частности, вспоминал, что в кабинете Троцкого висел портрет Л. Н. Толстого и что преклонение наркома перед писателем было очевидно. Во время сеансов они много говорили о литературе, о поэзии и, естественно, об изобразительном искусстве. Анненков свидетельствовал, что любимцем Троцкого в те годы был Пабло Пикассо, в искусстве которого, в его постоянных поисках новых форм, он видел воплощение перманентной революции [121] .
Портрет Троцкого работы Анненкова был воспринят публикой настолько благожелательно, что стал одним из важных экспонатов советской экспозиции на художественной выставке в Венеции в 1924 г. В будущем кубофутуристические портреты Троцкого работы Анненкова будут часто печататься в виде репродукций в разных странах. В США после Второй мировой войны один из них был даже выпущен в виде почтовой открытки, которая стала раритетом и до настоящего времени продается коллекционерам за немалые деньги. Любопытно в то же время отметить, что, поощряя создание собственного образа в «нетленных» художественных произведениях, Лев Давидович отнюдь не одобрял создание портретов своих соратников. Посетив художественную выставку в Москве, посвященную 5-летию Красной армии, он оставил в книге отзывов запись, то ли шутливую, то ли грозную: «Хорошо, но я запрещаю портреты генералов на пять лет» [122] .
121
Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. М.: Искусство, 1991. Т. 1. С. 260–285.
122
Golomstock I. Totalitarian Art in the Soviet Union, the Third Reich, Fascist Italy and the People’s Republic of China. New York: Icon Edition, 1990. P. 73.
Мелким эпизодом, имевшим весьма ощутимые последствия, было столкновение Троцкого со студентом-меньшевиком Л. М. Гурвичем, оказавшимся племянником Ю. О. Мартова, происшедшее на молодежной конференции по вопросам НЭПа в начале 1922 г., на которую буквально случайно заглянул Лев Давидович. Юноша смело выступил против однопартийной диктатуры, показав лицемерие власти, продолжавшей закручивать гайки, давая одновременно экономические послабления. Стычка окончилась вничью, но Ленин — тогда еще функционирующий — увидел в ней опасность усиления влияния меньшевиков в молодежной среде и обозвал Гурвича «белогвардейцем». Ленин так комментировал происшедшее
123
Ленин В. И. ПСС. Т. 54. С. 130–131.
Действительно, вскоре начались массовые аресты меньшевиков и эсеров, а затем был проведен показательный судебный процесс над эсеровскими лидерами. Впрочем, на проведение суда над меньшевистским активом большевистские власти так и не решились, ограничившись высылкой за границу некоторых наиболее видных из них и подвергнув ограничениям и преследованиям остальных в административном порядке (вплоть до отправки в тюрьмы и лагеря).
В истории с «философским пароходом» — так был назван пароход, вывезший из Советской России виднейших представителей русской интеллигенции — литераторов, литературоведов, деятелей искусства, философов, экономистов, социологов, правоведов, математиков, — Троцкий целиком и полностью был на стороне партии. За пределами советской России в результате этой акции оказалось более 500 представителей российской интеллектуальной элиты [124] . Троцкий не участвовал в комиссии по подготовке высылки, образованной Политбюро. Но после того как 16–18 августа 1922 г. в тюрьме или под домашним арестом оказался подлинный цвет русской интеллигенции (с задержанных были взяты подписки с обязательством немедленно выехать за границу за свой счет и о расстреле в случае самовольного возвращения) [125] , Троцкий дал интервью известной американской левой журналистке Анне Луизе Стронг [126] , поддерживавшей большевиков, которое было тотчас опубликовано в «Известиях» [127] .
124
Raeff M. Russia Abroad. A Cultural History of the Russian Emigration, 1919–1939. New York: Oxford University Press, 1990. P. 189.
125
Документацию об этой высылке см. в: Очистим Россию надолго / Публ. А. Н. Артизова / Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 65–96.
126
Стронг Анна Луиза (1885–1970) — американская журналистка прокоммунистической направленности, автор многих книг и статей с восхвалениями СССР и коммунистического Китая. В 1949 г. по указанию Сталина была выслана из СССР как «американская шпионка», по возвращении в США подвергалась преследованиям, на этот раз как советский агент. С начала 50-х гг. до конца жизни проживала в Китае. Активно поддерживала политику Мао Цзэдуна, в частности в период так называемой «культурной революции», участвовала в кампании чисток, а также в акциях хунвейбинов, несмотря на весьма пожилой возраст.
127
Известия. 1922. 30 августа.
Троцким была предпринята попытка оправдать высылку неизбежной войной. Он объявил ученых и литераторов «непримиримыми и неисправимыми» врагами советского строя, которые в случае войны должны были бы подлежать расстрелу. «Вот почему мы предпочитаем сейчас, в спокойный период, выслать их заблаговременно. И я выражаю надежду, что Вы не откажетесь признать нашу предусмотрительную гуманность и возьмете на себя ее защиту перед общественным мнением». Именно так и поступала американка, написавшая в западной прессе, что большевики всего лишь обороняются [128] .
128
Вскоре Стронг опубликовала в США книгу «Впервые в истории», в основном посвященную первым годам НЭПа в России, для которой Троцкий написал весьма комплиментарное предисловие (Strong A.L. First Time in History. Two Years of Russia’s New Life. New York: Boni & Liveright, 1924). Автор предисловия особенно хвалил «мисс Стронг» за то, что она не утаивала трудностей и «темных пятен», характерных для этого периода. Стронг со своей стороны не жалела хвалебных слов для Троцкого, который в течение ряда лет оставался ее кумиром. Особенно она одобряла запрет производства крепких спиртных напитков, рьяным сторонником которого был Троцкий.
Интересно, что именно в 1925 — начале 1926 г., когда Троцкий, оставаясь членом Политбюро, был фактически отстранен от власти, но еще не встал в открытую оппозицию, он стал уделять особое внимание теоретическим проблемам культурного развития, обобщая свою позицию, в основе которой лежали воззрения Маркса и Энгельса. В наиболее концентрированном виде взгляды эти были выражены Троцким в статье «Культура и социализм», опубликованной в начале 1927 г. в журнале «Новый мир» [129] .
129
Троцкий Л. Сочинения. Т. 21. С. 423–446.
Любопытен был подход к самому понятию культуры. Признавая культуру как совокупность всего созданного, усвоенного, построенного, завоеванного человеком, Троцкий обращал особое внимание на ту «драгоценнейшую часть культуры», к которой он относил ее отложения в сознании человека — приемы, навыки, сноровку, благоприобретенные способности, выросшие из материальной культуры и перестраивающие и саму культуру, и всю человеческую жизнь. Подходя сравнительно широко к диалектико-материалистическому пониманию действительности, Троцкий призывал к тому, чтобы марксистская критика науки была осторожной — иначе она может вылиться в лицемерие, фамусовщину. В качестве примера тех научных открытий, которые необходимо было «вписать» в традиционные марксистские представления, он приводил рефлексологию И. П. Павлова и психоанализ З. Фрейда. Накопление физиологического количества в экспериментах Павлова он считал базой нового «психологического» качества. Вслед за этим следовал заумный или парадоксальный, а потому непонятный вывод: «Обобщения завоевываются шаг за шагом: от слюны собаки к поэзии, т. е. к ее психической механике… причем пути к поэзии еще не видать». Похоже, что в этом своем оригинальном описании рефлексологии Павлова Троцкий слегка запутался. Не менее оригинально трактовался фрейдистский психоанализ, который, по мнению Троцкого, стремился взять многие промежуточные ступени одним скачком, «от религиозного мифа, лирического стихотворения или сновидения — сразу к физиологической основе психики».