Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929
Шрифт:
4. Начало «капитуляций»
Первыми объемными аналитическими циркулярными письмами были послания И. Н. Смирнову и группам ссыльных, отправленные в феврале 1928 г. [795] В них содержалась прежде всего политическая оценка покаянных заявлений и других выступлений Каменева и Зиновьева, которых Троцкий презрительно именовал в одном письме «двумя мушкетерами», а в другом «двумя покойничками». Опубликованное в «Правде» покаянное письмо Зиновьева и Каменева, обвинявшее Троцкого в попытке создания второй партии, о которой он пока не помышлял, квалифицировалось Троцким как документ «жалкенький и дрянненький». В качестве особо яркого примера лицемерия «мушкетеров» приводились их высказывания о характере возникшей во Франции оппозиционной коммунистической группы «Против течения» [796] и о том, что эта группа «наиболее далека от большевизма». От какого большевизма? — спрашивал Троцкий. «От того, который два злополучных мушкетера до вчерашнего
795
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1112, T-1121, T-1161; Троцкий Л. Дневники и письма. С. 20–27.
796
Группа Contre la Courant («Против течения») была названа по наименованию журнала, который начал издаваться в ноябре 1927 г. под редакцией адвоката и журналиста М. Паза группой его единомышленников в компартии Франции. Члены этой группы были исключены из партии в конце 1927 г. и одними из первых объявили себя сторонниками Троцкого.
От оппозиционной деятельности готовы были также отказаться «зиновьевцы» Сафаров, Вардин (Мгеладзе) и Вуйович, принадлежавшие к образовавшейся после XV партсъезда группе «безвожденцев» (или «левых ленинградцев», хотя находились они теперь в основном не в Ленинграде, а в ссылке). Отношение «бежвожденцев» к Троцкому было двойственным. Они все более отходили от него, считая, что у них с партийным руководством больше общих точек соприкосновения. Троцкистов они стали обвинять в переоценке масштабов «термидорианских процессов» в стране и партии, в недооценке сил рабочего класса. Вместе с тем они считали возможным преодолеть разногласия «в рамках партии и внутрипартийным путем». В письме Вардину от 10 мая 1928 г. Сафаров называл троцкистов «политическими противниками», исповедовавшими «эсеровскую социологию на троцкистских дрожжах». Сторонников Троцкого «зиновьевцы» обвиняли в отходе от платформы оппозиции и даже в ликвидаторстве. Однако в середине июня Сафаров и Вардин сами обратились в ЦКК с заявлением о снятии своих подписей с платформы оппозиции и решительном разрыве с ней [797] .
797
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 61–65.
Покаяние «мушкетеров» и их группы было только началом того вполне понятного с житейской точки зрения, но самоубийственного для политиков и позорного в глазах Троцкого перехода прежних его союзников и единомышленников на сторону Сталина. После «капитуляции» Зиновьева и Каменева особенно болезненным было для Троцкого поведение Пятакова. Этот большевистский руководитель удостоился даже упоминания в ленинском «Письме к съезду». Покаянное, буквально истерическое письмо Пятакова, считавшегося одним из ближайших соратников Троцкого, появилось в «Правде» 28 февраля. Оно было еще более резким, отступническим, «антитроцкистским», чем более осторожные заявления двух «покойничков». «Фракционная организация и фракционная борьба привели к такого рода выступлениям, — писал Пятаков, — которые явно ослабляли партию как носительницу диктатуры пролетариата. Такие методы борьбы я никоим образом правильными признать не могу».
Сталинское крыло умело воспользовалось этим заявлением: его показывали оппозиционерам на собеседованиях в партийных организациях, на допросах в ОГПУ, заставляли внимательно читать, предлагая поставить свою подпись под ним или же написать заявление по образцу «раскаяния» Пятакова, обещая за это всяческие блага и угрожая новыми карами в случае отказа. «Пятаков делается знаменем ренегатства», — говорилось в листовке-статье за подписью «Большевик-ленинец», появившейся в начале марта 1928 г. Не исключено, что автором этой листовки был Троцкий [798] . Он болезненно реагировал на очередную измену, подробно останавливаясь на ней в письме Белобородову от 17 марта. Правда, он прикрывал свои чувства утверждением, будто давно считал Пятакова «человеком политически конченым», вспоминая, как Пятаков говорил ему, что политика его более не интересует, что он хотел бы перейти на положение «спеца». Заявляя, что и Пятаков теперь политический покойник, Троцкий не исключал: «Конечно, какая-нибудь очень большая европейская или мировая революционная волна может воскресить и Пятакова: ведь воскресал же Лазарь [Каганович], хотя уже смердел… [799] В таком случае Пятаков, предоставленный самому себе, непременно наделает ошибок влево. Словом, Ленин был прав и на этот раз, когда писал, что на Пятакова в больших вопросах полагаться нельзя» [800] . В общем, чтобы «воскресить» Пятакова, нужно было в очередной раз организовать мировую революцию.
798
Архив Троцкого. Харьков: Око, 2001. Т. 2. С. 17–21.
799
Не ясно, о каком эпизоде в биографии Кагановича упоминал Троцкий. Возможно, речь шла о его переводе с должности
800
Троцкий Л. Письма из ссылки. С. 22.
С заявлениями, признававшими правоту «генеральной линии», отдельные оппозиционеры, считавшиеся сторонниками Троцкого, стали выступать все чаще. К хору раскаявшихся присоединился Антонов-Овсеенко, выступивший, по словам Троцкого, со «смердяковским пресмыкательством». В этом определении был использован образ одного из героев романа Достоевского «Братья Карамазовы» Павла Федоровича Смердякова, который считался дореволюционной левой интеллигенцией воплощением мещанина, мечтавшего о «красивой жизни» (большевики не раз повторяли высказывание Смердякова о том, что не надо было побеждать Наполеона, жили бы как французы).
От Троцкого и его взглядов спешили отречься и те, кто официально в оппозицию не входил, но мог быть в этом заподозрен из-за близости к Троцкому. Эти люди, стремясь сохранить свое партийное и служебное положение, считали необходимым объявить о том, что не имеют отношения к «троцкизму». К ним относился, например, Крестинский, занимавший пост советского полпреда в Германии. Он не был сослан, не входил в оппозицию, не привлекался к партийной и административной ответственности, но был хорошо известен как близкий Троцкому деятель, сочувствовавший оппозиции.
В конце марта 1928 г., когда на имя Крестинского поступил показавшийся ему весьма опасным запрос из ЦКК ВКП(б) о передаче в ЦКК личной переписки с Троцким, всполошившийся Крестинский счел необходимым обратиться в этот орган со специальным письмом. Крестинский разъяснял, что его переписка с Троцким отражает его критическое отношение к тактике оппозиции, «приведшее в конце концов к… идейному разрыву с оппозицией, несмотря на то что с большинством руководителей ее» он «был связан давнишними и тесными личными отношениями». При этом Крестинский подчеркивал, что речь шла именно об идейном, а не об организационном разрыве, так как «никакой организационной связи с оппозицией» у него никогда не было [801] .
801
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1232.
Приблизительно в то же время руководство ОГПУ на основании изучения документов, исходящих от ссыльных оппозиционеров, и других материалов, в том числе донесений своих агентов и представителей на местах, пришло к выводу, не лишенному известных оснований: «В настоящее время троцкизм не представляет собой единого целого не только в смысле организационном, но и в идейно-политическом отношении. Троцкистская фракция является конгломератом течений, начиная от «ортодоксального», непримиримого направления до примиренческой группы Преображенского — Радека, стоящей за соглашение с партией, и откровенно ликвидаторского течения, считающего дело социалистической революции в СССР проигранным при любых условиях. Есть и экстремистское течение, признающее необходимость решительной и безоговорочной борьбы с руководством ВКП(б). Есть группы троцкистской молодежи, воспринимающие некоторые положения анархизма и по существу превратившиеся в анархо-синдикалистские организации. Но есть ряд незыблемых принципиальных положений, которые являются общими для всех течений троцкистской мысли, независимо от их тактических установок в данный момент. Зрелище подобного разброда являет собою, пожалуй, лишь российский меньшевизм в период его упадка» [802] .
802
ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 27.
5. Оптимизм в условиях карантина
Рапортуя Сталину о победе над оппозицией, Ягода умышленно замалчивал, что основная масса оппозиционеров, находившихся в ссылке, все еще оставалась под политическим влиянием Троцкого. Ссыльные продолжали вырабатывать и уточнять платформы и позиции. Сам же Троцкий в первых циркулярных письмах из Алма-Аты уделял большое внимание изменениям в международной ситуации, считая, как когда-то в 1917 г., что именно из-за границы — в форме мировой революции — придет спасение не только для падшего Пятакова, но и для остальных оппозиционеров.
При этом Троцкий, признавая стабилизацию капитализма в Европе, провал установки иностранных компартий на организацию в своих странах коммунистических революций, считал, что революционный спад недолговечен, ибо все упирается в основные противоречия, породившие в свое время мировую войну. Если в предыдущие годы наблюдалось волнообразное обострение положения, сменяемое спадом, то теперь, считал Троцкий, неизбежно «систематическое и планомерное обострение международных отношений». Главным грядущим мировым конфликтом он считал англо-американский. По мнению Троцкого, Великобритания должна была либо сдаться Америке, либо начать против нее войну. Остальная же Европа «будет плясать под музыку англоамериканского антагонизма — подобно тому, как карась пляшет на сковородке» [803] . Естественно, из этого делался стандартный вывод, что в результате такой войны вспыхнет наконец мировая революция.
803
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 23–24.