Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940
Шрифт:
Для того чтобы прийти к этим общим выводам, автор значительное внимание уделил происхождению Сталина, его семье, кругу его детского общения, годам обучения в духовном училище в Гори, а затем в Тифлисской духовной семинарии. Троцкий дал сравнительно широкую панораму истории Грузии, обычаев ее народа, особенностей духовного склада грузин и их ментальности. Он не пренебрегал рассказом о местности, где родился его герой, о предках и родителях. Этот рассказ был необходим, в частности, для того, чтобы показать, как с детства формировался жесткий, замкнутый и мстительный характер Иосифа Джугашвили, как он учился неприязненно и враждебно относиться к тем людям, которые имели или могли иметь над ним власть.
Важный комплекс биографической информации был связан с формированием «профессионального революционера». Здесь читатель встречает немало данных о том, как медленно и постепенно внедрялся Джугашвили в социал-демократическую среду. Более того, путем сопоставления источников автор показал, что Сталин не присоединился к большевикам в момент раскола РСДРП на две фракции, а продолжал еще колебаться в течение почти двух лет, став большевиком только в ходе революции 1905–1907 гг. Весьма интересно в этом смысле убедительное разоблачение фальшивого свидетельства Сталина 1924 г. о том, что он уже в конце 1903 г. получил в ссылке «глубоко содержательное» письмо Ленина. Путем сопоставления фактов и дат, анализа большевистского делопроизводства Троцкий показал, что письма ссыльному Джугашвили Ленин не посылал и послать не мог.
Интересен анализ журналистского стиля Кобы (взявшего псевдоним по имени своеобразного грузинского Робин Гуда — героя романа Александра Казбеги). «Отсутствие собственной мысли, оригинальной формы, живого образа отмечает каждую его строку печатью банальности», — констатировал Троцкий, утверждая вместе с тем, что и такие статьи в тот период отвечали спросу социал-демократической публики, казались новыми и свежими для читателя, не привыкшего к революционной литературе.
Далее, и в этом, пожалуй, основное содержание первого тома, автор стремился показать незначительность роли Сталина в социал-демократической партии вплоть до 1917 г. Вместе с тем Троцкий несколько противоречил себе, ибо буквально на соседних страницах писал о постепенном продвижении Сталина по лестнице партийной иерархии и даже об участии Кобы в партийных съездах.
В связи с этим немаловажным оказался вопрос о том, как Сталин стал членом ЦК РСДРП, точнее, ЦК ее большевистской фракции, превратившейся в самостоятельную партию, хотя не объявившей об этом открыто. На первый взгляд, писал Троцкий, вопрос о том, стал ли Сталин членом ЦК на Пражской партийной конференции (январь 1912 г.) или был кооптирован туда позже, кажется второстепенным. Однако в данном случае речь шла о предмете существенной важности. Сталин хотел попасть в ЦК. Ленин хотел его туда провести, ибо видел выгоду от упрямого грузина, ставшего его оруженосцем и не имевшего собственной четкой позиции. Троцкий, однако, полагал, что на конференции Ленин, продвигавший Сталина, натолкнулся на серьезное противодействие остальных делегатов. Тогда хитрый Ленин отложил решение вопроса, подождал, пока конференция не завершится, и затем апеллировал к узкому руководящему кругу, настаивая на кооптации Сталина. «Так Сталин вошел в первый раз в ЦК через заднюю дверь», — заключал Троцкий.
Троцкий уделил немалое внимание работе Сталина «Марксизм и национальный вопрос», которая была написана во время Двухмесячного пребывания за границей — в Кракове и Вене — в 1913 г. В связи с этим Троцкий обстоятельно анализировал трактовку национального вопроса международной социал-демократией в начале XX в. Он считал статью Сталина «очень содержательным исследованием», подчеркивая, что это была единственная теоретическая работа Сталина. Можно поставить под сомнение утверждение Троцкого, что статья Сталина представляла собой исследование. На самом деле речь шла об острой публицистической полемике с программой культурно-национальной автономии австрийских социал-демократов, равно как и грузинских и еврейских социалистических сепаратистов. Тем не менее, и в этом с Троцким можно согласиться, статья Сталина содержала четкое, хотя и крайне формализированное понятие нации, национального вопроса и национального самоопределения в пределах марксистской доктрины.
Как же совмещал Троцкий эти выводы с убеждением в теоретическом бесплодии Сталина? Делал он это путем логичных рассуждений. Он показывал, что статья полностью была внушена Лениным, написана под его руководством, «проредактирована им строка за строкой». Об этом свидетельствовали, в частности, обнаруженные биографом соответствующие замечания Крупской. Анализ стилистики также давал возможность распознать места, вписанные в статью самим Лениным, который вытравил все «семинарские красоты» и другие особенности сталинского стиля. Так внешне похвальный отзыв о статье Сталина превращался под пером Льва Давидовича в безжалостную негативную рецензию.
В томе рассматривалась позиция Сталина во время Первой мировой войны. Определить ее было не легко, так как Сталин, находившийся в ссылке в Восточной Сибири, почти не вел переписки. Троцкий имел возможность рассмотреть только два документа — письмо Сталина Ленину (февраль 1915 г.) и коллективное заявление группы большевиков (март 1916 г.), написанное, видимо, Каменевым и подписанное Сталиным в числе других лиц. Письмо Ленину, приведенное полностью (разумеется, в собрание сочинений Сталина включено оно не было), носило вульгарный характер с выражениями «болтунья-баба» (о Плеханове), «бить их некому» (о ликвидаторах), «хе-хе» (о французских министрах-социалистах). Троцкий подчеркивал, что Сталин был далек от тех новых проблем, перед которыми оказались социал-демократы, что он вообще не выражал своего отношения к курсу Ленина на «превращение империалистической войны в гражданскую», на создание нового Интернационала. Что же касается второго документа, то он содержал аргументы, оправдывавшие умеренное поведение большевистской фракции в 4-й Государственной думе, ее нежелание поддерживать экстремистские призывы Ленина. Подпись Сталина под этим документом могла бы рассматриваться ретроспективно как шаг вполне достойный, если бы она не свидетельствовала, что будущий диктатор был попросту склонен поддаваться влиянию тех деятелей, которые в данный момент оказывались поблизости.
Еще один сюжет первого тома — поведение Сталина в событиях 1917 г. Здесь наибольший интерес, по мнению Троцкого, представлял Сталин периода между его приездом в Петроград 12 марта и возвращением Ленина 3 апреля. Использовав свое положение членов ЦК, Каменев и Сталин отстранили временную редакцию «Правды», которую сочли «левой», и стали проводить курс условной поддержки Временного правительства, одобрительно встреченный меньшевиками, возглавлявшими тогда Петроградский Совет, но подвергнутый сокрушительной критике Лениным еще в Швейцарии и особенно после его возвращения в Петроград. Имея в виду, что Ленин в это время фактически перешел в главных стратегических вопросах на позицию перманентной революции Троцкого, ретроспективное торжество автора биографии и его презрительное отношение к Сталину были очевидны. Рассматривая протоколы мартовского совещания большевиков и выступления Сталина на этом совещании, Троцкий не жалел красноречия и негативных эпитетов. Сталин выступал здесь как «плебейский демократ» и «ограниченный провинциал, которого условия эпохи заставили принять марксистскую окраску».
Недолгое пребывание на первых ролях в начале революции не снискало Сталину лавров. В следующие месяцы он был отодвинут даже не на второй, а на третий план и переживал период «острого недомогания». Более сильные личности оттеснили его отовсюду. В то же время память о марте и апреле жгла его самолюбие. «Насилуя себя, он медленно перестраивает свою мысль, но добивается в конце концов лишь половинчатых результатов», — пишет Троцкий.
Такие оценки, разумеется, не в полной мере отражали реальное положение Сталина в большевистском руководстве. Троцкий был прав в оценке личности своего персонажа по существу. Но он лишь мельком упоминал, что на VI съезде большевиков Сталин выступал с двумя основными докладами. Автор вполне достоверно и убедительно показал, что на протяжении следующих трех месяцев, вплоть до Октябрьского переворота, Сталин, несмотря на членство в ЦК, опять оказался на политических задворках, был всего лишь «ответственным чиновником при газете» «Правда». Именно в 1917 г. Коба в значительной степени освободился «от провинциализма, если не в привычках и нравах, то в масштабах политического мышления… Он стал признанным членом штаба партии, которую массы несли к власти. Он перестал быть Кобой, став окончательно Сталиным». Этими итоговыми и в то же время вводными к дальнейшему изложению словами завершался первый том.
Весь анализ послеоктябрьского развития Сталина — это стремление показать, как властью в Советской России постепенно овладевала чиновничья номенклатура, все более превращавшаяся в правивший слой. Во втором томе обращают на себя внимание обширные экскурсы в дооктябрьский период. Троцкий пытается объяснить это «оптико-психологическим феноменом» — человек «начинает отбрасывать от себя тень в свое собственное прошлое». Вряд ли в такой в целом верной констатации можно найти серьезное обоснование для возврата к сюжетам, уже подробно освещенным в первом томе. Троцкий слишком торопился с подготовкой первого тома и отправкой его переводчику, а теперь обнаруживал важные, по его мнению, пробелы, которые стремился восполнить.