Левиафан шагает по земле
Шрифт:
Неделю спустя черный флот появился в небе над Капштадтом. Кораблей было от двадцати до тридцати – большие воздушные суда стояли на якоре у специально изготовленных мачт. Они слегка покачивались в теплом западном ветре; на каждом имелся знак различия так называемого Нового Государства Ашанти [9] , созданного Черным Аттилой: черный, поднявшийся на дыбы, рычащий лев в багряно-красном круге.
Гуд выдавал себя за потомка знаменитого короля Ашанти и первоначально формировал свою армию на Золотом Берегу: он начинал с маленькой группой националистов ашанти и фанти [10] , которые свергли первое туземное правительство страны Ашанти (как она начала называться после получения независимости). Хотя Черные Орды состояли из людей, принадлежавших множеству африканских,
9
Этническая общность ашанти («объединившиеся для войны») сформировалась в середине XVIII – начале XIX в. в результате консолидации нескольких племен на территории Конфедерации Ашанти (ок. 1700–1896), возникшей как военный союз. Во главе Конфедерации стояли верховный вождь, его соправительница, часто называемая королевой-матерью, и совет старейшин. Экономика Конфедерации Ашанти основывалась на работорговле и посреднической торговле золотом и орехами кола. Опираясь на сильную военную организацию, правители Ашанти завоевали право на монопольную торговлю с европейцами и к началу XIX в. контролировали почти всю территорию современной Ганы. Захваченная Великобританией, Конфедерация прекратила свое существование после седьмой англо-ашантийской войны (1896 г.).
10
Фанти – народ в Гане (на побережье Гвинейского залива между г. Секонди и р. Денсу). В доколониальный период фанти создали ряд вождеств, в начале XVIII в. объединившихся в Конфедерацию Фанти во главе с выборным военным предводителем.
Многие из тех горожан, кто поклялся не иметь со всем этим ни малейшего дела, не выдержали и повысыпали на улицы и балконы, чтобы поглядеть, как Цицеро Гуд со своей свитой покинет флагман (который из дипломатических соображений был назван «Чака» [11] ). «Чака» покачивался прямо над главным соединением.
Впервые мы увидели знаменитую Львиную Гвардию Гуда – рослых, великолепно сложенных воинов с кожей как полированное эбеновое дерево и гордыми прекрасными лицами. Этих молодых людей собрали со всех африканских племен. На головах у них красовались стальные шлемы с длинными красными и оранжевыми страусиными перьями. С их плеч свисали короткие плащи из львиных шкур с гривами. На них были шитые золотом и серебром короткие безрукавки иссиня-черного цвета, похожие на те, что носят французские зуавы, и сходные по цвету узкие рейтузы. На ногах – черные блестящие кожаные сапоги. Каждый был вооружен двумя символами новой и старой Африки – на плече современный карабин, а в правой руке – длинное копье с широким наконечником. Когда они стояли в открытых гондолах, и ни один мускул их великолепных тел и их прекрасных неподвижных лиц не шевелился, они, без сомнения, казались самыми впечатляющими гвардейцами мира. Их гондолы образовали точный круг вокруг гондолы самого генерала Гуда, расписанной ослепительными красками. Над ней развевался черно-красный флаг империи Черного Аттилы.
11
Назван в честь зулусского вождя Чаки (1787–1828), главы объединения родственных южноафриканских племен. Чака создал сильное войско, заложил основы государственности у зулусов. В последние годы был деспотическим правителем и погиб в результате заговора. Биография Чаки была изложена в книге серии «Жизнь замечательных людей».
С того места, откуда я смотрел (я стоял на крыше дома, где жил; со мной были почти все мои коллеги, в том числе и Корженёвский), я мог разглядеть, что в той гондоле находятся два человека; но расстояние было слишком велико, чтобы можно было рассмотреть лицо второго. И все же мне показалось, что один из сидящих в гондоле имел белую кожу!
Сразу же после приземления Гуд и его гвардия пересели в электромобили и начали долгий путь по улицам Капштадта, где их ждала восторженная встреча множества жителей (по большей части это исходило от черного населения). Со своего места я немногое мог увидеть.
Я спустился в бар на первый этаж как раз в тот момент, когда несколько других офицеров входили с улицы, где имели возможность наблюдать этот спектакль. На лицах немногих белых и довольно многих черных офицеров были написаны зависть и удивление, потому что не могло быть никаких
– Этот парень, скажу я вам, прицепил классную белую девчонку на буксир. Вот ведь дурь, верно? Его отвращение к нам, кажется, не распространяется на женские особи?
Другой мой знакомый по имени Хортон (до того, как Гуд захватил его страну, – офицер морского флота Сьерра Леоне) сухо заметил:
– По победителю и добыча, приятель, – забавное выражение застыло на его коричневом лице, он подмигнул мне, наслаждаясь недовольством Лоуренса.
– Ну, лично я думаю… – начал Лоуренс, начавший понимать свою бестактность. – Я не хотел сказать…
– Вот так-то! – Хортон засмеялся и заказал Лоуренсу еще бренди. – Вы думаете, Гуд взял себе, так сказать, демонстративно белую возлюбленную. Может быть даже, он находит ее настолько эффектной, что ему безразличен цвет ее кожи. Я слыхал о европейцах, которые влюблялись в африканских девушек. А вы – нет?
Следующий аргумент Лоуренса, без сомнения, был весьма обоснованным.
– Однако это были вовсе не те европейцы, которые испытывают глубочайшее презрение к черным, Хортон. Я полагаю, такое чувство потрясло бы основы его главного тезиса о том, что все мы страшные чудовища. Разве не так?
– Должен добавить, – бросил тут лейтенант, который начинал свою карьеру в морском флоте России и носил фамилию Курьенко, Курженко или что-то в том же роде, – что я не имел бы ничего против знакомства с ней. Такая красавица! Думаю, она – самая потрясающая женщина, какую я когда-либо видел. В этом отношении Гуду можно только пожелать счастья, вот что я вам скажу.
В том же роде разговор продолжался еще некоторое время, пока тем из нас, кто принял приглашение на банкет, не нужно было уходить, чтобы привести себя в порядок. Корженёвский, я и еще несколько «подводных моряков» отправились вместе. В простом белом парадном мундире морского флота Бантустана мы двинулись ко дворцу на большой машине – это была разновидность линейного экипажа на электрической тяге. Нас встретили на ступенях дворца и проводили в большой зал, где обычно заседали избранные представители народа Бантустана. Там были выставлены длинные столы, и на каждом месте стояла золотая и серебряная посуда. Мы были удостоены привилегии (если только в данном случае уместно это слово) сидеть за президентским столом и имели хорошую возможность вблизи разглядеть генерала, перед которым трепетал весь мир.
Когда все заняли места, в дверь на дальнем конце зала вошли президент Ганди, генерал Гуд и его спутница и прошествовали к своим местам за столом.
Надеюсь, у меня хватило самообладания, чтобы сдержать свое изумление при виде женщины, положившей руку на плечо деспота, повелителя большей части Африки и всей Европы. Наши взгляды встретились; с мимолетной улыбкой она приветствовала меня и затем повернула голову, чтобы что-то сказать Гуду. Это была Уна Перссон! Теперь я понял, почему она так быстро возвратилась в Африку, почему не хотела брать меня с собой. Стало быть, она уже тогда поддерживала отношения с Черным Аттилой?
Внешность генерала Гуда ничуть не отвечала тому образу, который я успел создать в отношении его личности. Он был так же высок, как солдаты его Львиной Гвардии, и очень строен. Он двигался – иначе не скажешь – со своеобразной неуклюжей грацией. На нем был превосходно сшитый вечерний костюм без всяких орденов и украшений. Я ожидал увидеть полководца со сверкающими глазами, но этот человек средних лет обладал изысканной внешностью высокопоставленного дипломата. В его волосах и бороде показались первые седые пряди, и его большие темные глаза были полны обманчивой мягкости. Против моей воли он напомнил мне черный вариант Авраама Линкольна!
Президент Ганди сиял. Его беседа с генералом Гудом явно прошла очень удовлетворительно. Маленький индиец был одет, как обычно, в легкий костюм из хлопчатобумажной ткани, как его называли здесь, «бомбейского покроя». Они уселись, и поскольку при появлении высоких персон мы встали, то теперь тоже заняли свои места снова. Ужин начался при довольно кислом молчании, однако затем атмосфера постепенно начала улучшаться. Генерал Гуд довольно дружески беседовал с президентом Ганди, помощниками президента и Уной Перссон. Я немногое мог уловить из их разговоров – достаточно, чтобы знать, что это был всего лишь обыкновенный светский обмен ничего не значащими фразами, как это принято у политиков при подобных обстоятельствах. Из чувства такта, быть может, не совсем уместного, во время обеда я пытался не смотреть в сторону мисс Перссон и полностью посвятил себя даме, сидевшей по левую руку от меня. Эта особа казалась одержимой идеей переселить в Африку множество видов птиц, которые во время войны были в Европе истреблены почти подчистую.