Левиафан шагает по земле
Шрифт:
Кроме того, мы были уверены в том, что там нас не встретит расизм. Черные, коричневые, белые жили в гармонии и полном согласии – образец для всего остального мира.
Мое личное предпочтение касалось созданной в Бантустане политической системы. Это была республика, опиравшаяся на теории немецкого мечтателя и архисоциалиста по имени Карл Маркс. Для этого человека, проведшего большую часть своей жизни в Англии, известной своей терпимостью, даже большинство радикалов были «чудовищными консерваторами» и «сверх-тори». Лично я считал его идеи в лучшем случае нереальными, а в худшем – опасными для морали и общественного строя. Я сомневался, что они вообще могут работать в каком-либо обществе, и ожидал найти быстрое тому подтверждение, как только мы причалим к Капштадту.
Мы
Неожиданно мне показалось, что не имеет никакого значения, какие политические теории были положены правительством Бантустана в основу этого процветания, поскольку совершенно очевидно – это не играло почти никакой роли, так богата была страна, таким довольным выглядело ее население.
У нас не возникало никаких трудностей во взаимопонимании с нашими коллегами, потому что хотя официальным языком страны был банту, почти каждый говорил по-английски и очень многие – на африкаанс, который в общем и целом был чрезвычайно похож на голландский. Здесь не бушевало никакой англо-бурской войны и, следовательно, не существовало никакой злобы между английскими и голландскими поселенцами, которые заключили между собой дружественный союз еще до того, как к власти пришел президент Ганди. При виде того, каких результатов достигла Южная Африка, я был готов плакать над горестной судьбой остального мира. Если бы только все последовали этому примеру! Я решился, если понадобится, пожертвовать жизнью во благо этой страны и дал ей ту же клятву верности, что некогда Великобритании.
Президент Ганди выразил желание встретить нас лично. Это был маленький, еще довольно молодой человек, похожий на карлика, с обаятельной улыбкой. В последние годы он всю свою энергию направил на то, чтобы привлечь в Бантустан всех одаренных, талантливых людей, которые еще оставались на Западе. Он мечтал о развитом, интеллектуальном, спокойном мире, где каждый человек будет делать все, на что способен, и наилучшим образом сможет развивать свои таланты. Президент сожалел о том, что приходится создавать в стране такие мощные вооруженные силы (и выделять на это финансы и горючее). Это необходимо, чтобы защитить себя от нападений извне. Во время завтрака, на который были приглашены Корженёвский и я, Ганди заявил, что надеется подать пример такому человеку, как Цицеро Гуд.
– Быть может, он увидит, каким расточительством были все его планы, что он с большей пользой может использовать свой талант, если станет улучшать мир и превратит его в место, где все расы будут равны и смогут жить в мире.
Я не был уверен, что в моем собственном мире я полностью согласился бы с воззрениями президента Ганди, но доказательства его теории были вокруг нас вполне ощутимы. О'Бин верил, что материального благосостояния достаточно, чтобы устранить раздоры и страхи; Ганди показал и другое: хорошее понимание более тонких человеческих потребностей означает также понимание необходимости морального примера. Жизнь должна быть прожита без компромиссов; показная святость политических вождей ведет к ненависти и насилию между народами. Не ведая ненависти и никого не обманывая, Ганди заложил в Бантустане основы для продолжительного процветания.
– У вас здесь действительно последняя гавань цивилизации, – признал капитан Корженёвский,
В ответ маленький индиец бросил на Корженёвского почти смущенный взгляд. Он потрогал свой воротник, поглядел на крыши домов и сказал с легкой грустью:
– Об этом я бы и хотел поговорить. Вы, вероятно, знаете, что Бантустан, согласно своей Конституции, никогда не проливал крови.
– Разумеется, мы это знаем, – заверил я его почтительно.
– И никогда не собирается этого делать, – продолжал он. – Ни при каких обстоятельствах я не возьму на себя ответственности за то, что какой-либо человек будет лишен жизни по моей вине.
– Только если на вас нападут, – сказал я. – Тогда вам придется защищать страну. Это нечто совершенно иное.
Но президент Ганди покачал головой:
– Господа, вы только что поступили на службу во флот, у которого только одна цель. Единственный смысл его существования состоит в том, чтобы успешно сдерживать любого, кто хотел бы на нас напасть. Это не что иное, как дорогостоящее и очень впечатляющее пугало. И пока я – верховный главнокомандующий, оно столь же опасно, как любое птичье пугало, которое крестьянин ставит на своем поле. Если на нас когда-нибудь нападут, ваш долг будет заключаться в том, чтобы взять на борт как можно больше людей и эвакуировать их в сравнительно спокойное место. Эта тайна должна остаться между нами. Хорошо берегите ее. Она доверена также всем нашим офицерам.
От такого огромного риска, на который пошел президент Ганди, раскрывая нам этот план, у меня перехватило дыхание, и я промолчал.
Корженёвский нахмурился; он довольно успешно переварил эту новость, прежде чем заговорить.
– Вы возложили на нас тяжелый груз, президент.
– Куда милее мне было бы этого не делать, капитан Корженёвский, но я вынужден.
– Один-единственный предатель… – Корженёвский не договорил.
Ганди кивнул:
– Да, один-единственный, и в несколько часов нас бы победили. Но я все еще полагаюсь на нечто иное, капитан Корженёвский. Такие люди, как генерал Гуд, не верят в пацифизм. Если к Черному Аттиле перейдет предатель и расскажет ему правду, то очень вероятно, что тот ему не поверит, – Ганди улыбнулся, точно счастливое дитя. – Вам известна японская боевая техника джиу-джитсу? Вы используете силу противника против него самого. Точно то же самое я делаю по отношению к генералу Гуду и не сомневаюсь в успехе. Насильники верят только в такие понятия, как «слабость» или «трусость». Они насквозь циничны, они настолько погрязли в своих неразумных воззрениях, что не способны даже на приблизительное постижение пацифизма. Предположим на мгновение, что вы шпион, подосланный ко мне генералом Гудом; вы намерены выведать мои планы. Представим только, как вы отбываете отсюда и докладываете Черному Аттиле примерно следующее: «Генерал, президент Ганди располагает большой, хорошо вооруженной армией, воздушным и военным флотами, но он не намерен применять их, если вы на него нападете». Что сделает генерал Гуд? Почти уверен: поднимет вас на смех. А если вы будете настаивать на своей правоте, то он, вероятно, отправит вас в заточение или объявит сумасшедшим, в чьих услугах он больше не нуждается, – президент Ганди снова улыбнулся. – Куда менее опасно жить согласно системе высоких моральных принципов, чем верить большинству политиков.
На этом наша аудиенция была окончена. Президент Ганди пожелал нам счастья в нашей новой жизни, и мы покинули его дом в состоянии полного смятения.
Только когда мы прошли по узким сходням на борт «Лолы Монтес», Корженёвский поглядел на сотню кораблей, похожих на наш, фыркнул и недоверчиво покачал головой:
– Ну вот, Бастэйбл. Как вы себя чувствуете в новом качестве самого дорогостоящего в мире огородного пугала?
Глава седьмая
Легенда во плоти