Левиафан. Пути Древних
Шрифт:
Он перестал чувствовать руку до самой ключицы, и тем не менее она все еще сжимала меч, который все еще сдерживал натиск Вящей Нави. В глазах потемнело, кровь, обильно бежавшая из разбитого рта, заливала ворот рубахи, подол которой и без того был пропитан багряной влагой. Мидас понимал, что силы вот-вот покинут его, но не видел выхода.
Зато каинит видел. В тот момент, когда гашадокуро стряхнул с себя Мидаса, Арминиус вогнал в шейные позвонки чудовища оба гладиуса и тем самым сумел удержаться. Теперь же, когда монстр перестал двигаться, вампир смог снова взобраться ему на
Сын Каина метнул один из своих гладиусов, раздробив гашадокуро лучевую кость руки, которой монстр пытался раздавить Мидаса. Рука хрустнула и надломилась в предплечье. Чудовище отпрянуло от фригийского бога, пытаясь понять, откуда исходит опасность.
– Ты теперь трижды мой должник! – выкрикнул каинит. – Уплати долг – пройди свой путь до конца!
И прежде, чем Мидас осознал его намерения, вампир обнажил клыки и вонзил их в костяную плоть гашадокуро. В теле древнего чудовища не текла кровь, однако Дети Каина пьют не ее, точнее – не только ее. Они пьют саму суть, жизненную силу, которая есть в каждом, какому бы миру ты не принадлежал.
Монстр взвыл, но вовсе не от боли. В последние мгновения он все же понял, что с ним случилось. Он заметался из стороны в сторону, завертелся волчок, разнося на куски ближайшие строения и растаптывая воинов, которые не успели убраться с его дороги. А потом вдруг замер, дернулся, точно в конвульсии, запрокинул голову к черным небесам и разразился оглушительным криком. Вместе со звуком из него изливалось нечто, материя иного мира, рябь Лимба. Эта рябь взметнулась вверх, точно вода из фонтана, она исказила пространство и перспективу, но тут же опала, мгновенно облепив голову, тело и конечности гашадокуро.
Вящий Навь продолжал кричать, а рябь изливалась из него нескончаемым потоком и убегала в сторону ворот, будто живая, влекомая неведомым непостижимым разумом. Она свободно пересекала строения, даже проходила сквозь воинов, не нанося им никакого вреда. Но там, у ворот, где пламя давно опало и Карн, едва не теряя сознание, продолжал контролировать нескольких химер, рябь набросилась на полсотни выживших монстров. Она облепила их тела, как мгновением раньше растеклась по всей поверхности костяной плоти гашадокуро. Чудовища оцепенели, а потом неистово закричать, выбрасывая в окружающий мир эманации непереносимой боли и бесконечного отчаяния, которые Карн улавливал опаленными рецепторами увядающего сознания.
А потом все закончилось. Гашадокуро и порождения Лимба, захваченные изнанкой реальности, сначала стали полупрозрачными, а потом просто растворились, будто их никогда и не было. Выжившие воины – менее половины городской дружины – тут же стали подбирать тела боевых братьев и относить их – бездыханные на площадь перед воротами, а те, в которых еще теплилась жизнь, – к дому целителя, что стоял чуть в стороне от Храма Радогоста. Из дальних домов появились мирные жители, почуявшие, что опасность минула. И действительно, не нужно было быть магом, чтобы ощутить спавшее напряжение. Где-то в темной вышине раскатился гром, стал накрапывать мелкий теплый дождь.
Карн поднялся с колен. Физические силы давно иссякли, им двигала одна лишь воля. Но времени на отдых не было. Освободившись от необходимости контролировать разумы врагов, он сразу почувствовал, что Ритуал Восстановления Завесы вот-вот завершится – у них оставались считанные минуты, чтобы задействовать Вегвизир.
Он заковылял к Мидасу, обнаружив его по ауре, которая в настоящий момент едва тлела, но все равно горела ярче, чем аура любого из смертных. Парень несколько раз чуть не упал, какой-то воин помог ему преодолеть остаток пути. Карн поблагодарил витязя и склонился над древним богом.
– Пойдем, – прошептал он, поднимая фригийского царя и морщась от колкой боли, пронизывающей все тело и особенно голову.
Мидас закряхтел в ответ. Кто-то уже вытащил обломок сулицы из его бока и даже присыпал рану каким-то порошком. Но фригийский царь, на несколько мгновений провалившийся в беспамятство, едва ли мог припомнить, кто же его спаситель.
– Ты видел? – выдавил он, наконец. – Видел, что сделал каинит?
– Нет, – Карн качнул головой, тяжело ступая по развалинам. Он отчетливо видел Храм Радогоста и шел к нему. Забавно, но теперь он вел Мидаса, тот едва переставлял ноги. – Но я догадываюсь, что произошло.
– А ублюдок хорош, – Мидас попытался фыркнуть, но вместо этого из его рта вырвался кровавый кашель. Они едва не завалились, но парень чудом сумел удержать два тела – свое и, мать его, божественно – в вертикальном положении. Мгновение, чтобы собраться с силами, и воины продолжили путь.
Они взошли по широким ступеням Храма Радогоста, и парень ощутил дежавю, родившееся из семантической идентичности двух Центров Силы – этого и другого, что стоял (точнее – будет стоять спустя несколько веков) в Арконе.
Разумеется, маги ждали их. Ворота Храма были распахнуты настежь. Здесь, посреди огромного пространства, освященного сотнями и тысячами восковых свечек, тоже стояло дерево. Но не дуб, как в Арконе, а исполинская, просто немыслимых размеров береза. Крона ее терялась в высоте многометрового зала, испещренного именами защитников города, павших за минувшие годы. Что ж, эта ночь прибавила резчикам работы – им придется нанести на стены еще сто сорок четыре имени.
Листья на ветвях березы трепетали, хотя в Храме не было сквозняка, да и на улице стоял полный штиль. Карн и Мидас подковыляли к магам, застывшим через равные промежутки друг от друга по периметру невысокого каменного парапета, ограждавшего земляной холм, из которого росло Родовое древо. Парень полез в переметную сумку фригийского царя и достал оттуда Вегвизир. Он вложил его в ослабшую ладонь друга и прижал своей рукой, вспоминая о Ниссе.
Мидас, находясь на самой границе собственного сознания, титаническим усилием воли заставил себя воспроизвести в памяти образ Фавны. Неясный, обрывочный, трепещущий, но этого оказалось достаточно. Воинов будто прошибло электрическим разрядом, все мысли вылетели из головы, а окружающий мир утонул в сероватой дымке. Они устремились сквозь время, не думая о том, что Мидас, вероятно, серьезно ранен и неизвестно, насколько удачно будет их прибытие к следующей вехе. Будут ли рядом люди? Найдут ли они помощь?..