Левиафан

Гоулмон Дэвид Линн

Старик поднял с ходунка правую руку, испещренную пигментными пятнами, разыгрывая шутливую капитуляцию.

— Поймал ты меня, сынок. Я… я только хотел ощутить это кондиционирование воздуха на минутку, прежде чем вернуться обратно на чертову остановку. Пропустил автобус — дьявол, взял да и заснул.

Менденхолл с улыбкой кивнул:

— Еще бы. Если хотите, у стойки есть сиденье. — Он снова бросил взгляд на часы, зная, что капитан Эверетт позвонил пять минут назад и приказал сдать пост у ворот 2. — А мне сейчас надо закругляться и сматываться.

— Спасибо, но мне и тут хорошо. Воздух прохладный, а через окно видно, когда подойдет чертов автобус, по все равно спасибо, сынок.

Уилл уже хотел отвернуться, когда вторая рука посетителя соскользнула с ходунка, и он начал падать. Уилл поспешно подхватил старика, оказавшегося куда тяжелее, чем казалось с виду.

— Эй, вы в порядке? — осведомился Уилл.

Старик поднял руку, ухватившись за предплечье Менденхолла и искусно поместив туда маячок размером не больше микроба, впрыснутый иглой, кажущейся всего лишь заусенцем на перстне старика. Ощутив укол, Менденхолл зашипел.

— Ох ты… ох… извини. Это старое обручальное колечко видало и лучшие деньки. — Старик наконец-то ухватился за рукоятки ходунка, и Уилл потер тыльную сторону предплечья. — Жена уже померла лет как одиннадцать, а я просто поленился снять это побитое кольцо. — Пошарив в кармане, старик выудил носовой платок. — Ты чуток поцарапался, лучше вытри.

— He-а, все нормуль, залеплю пластырем, как пойду в подсобку, — вскинул ладонь Менденхолл. — Вы уж теперь полегче. Если нужна помощь, чтоб перейти улицу, попросите клерка за стойкой, он вас переведет.

— Весьма обязан, сынок, весьма обязан, но погляди-ка, вот и чертов автобус. — Улыбнувшись, старик направился к двери. Покачав головой, Уилл снова распахнул ее для посетителя. Помахал, когда старик медленно подошел к бордюру и, поглядев в обе стороны, начал пересекать улицу.

Потирая царапину, Менденхолл смотрел, как старик помахал ему, снова покачнулся и улыбнулся, когда двери автобуса открылись. Уилл отвернулся и прошел в подсобку, или ворота 2, как это именовалось, а оттуда — в подземный лабиринт, ведущий к совершенно секретной группе «Событие».

Пройдя в хвост автобуса, где не было пассажиров, старик прислонил ходунок в проходе и тяжело опустился на широкое заднее сиденье. Посмотрев в последний раз через тонированное стекло автобуса, проводил взглядом ломбард «Золотой город». При мысли о чернокожем, стоявшем настолько близко, глаза его сузились: прикончить его можно было куда внезапнее и куда приятнее. Однако старику хотелось, чтобы Менденхолл оказался с другими членами группы «Событие», чтобы они встретили свою участь одновременно. На них обрушится его гнев, его воздаяние.

Подняв руку, он содрал седые усы с верхней губы, стащил седой парик, достал бутылку лосьона с алоэ, выдавил его на ладонь и стал медленно втирать в кожу лица, растворяя клей, с помощью которого были созданы реалистичные морщинки и нанесенные гримом пигментные пятна.

Почувствовав, что лицо очистилось, он стал смотреть на вереницу казино, пролетающих мимо, и тут полковник Анри Фарбо, архивраг группы «Событие», пропадавший весь прошлый год, увидел отражение собственного лица в окне, в котором теперь осталось очень мало человеческого. Как и все остальное, он лишился его в бассейне Амазонки больше года назад.

Фарбо потерял жену Даньеллу, пока сам, вопреки всем естественным инстинктам, помогал группе «Событие» спасти жизни студентиков, отправившихся к золотым копям Эльдорадо. И жив остался лишь из-за момента слабости, вызванного полковником Джеком Коллинзом и его героизмом при спасении группы. Он помогал Коллинзу и поплатился за эту слабость тем, что утратил жену.

Да, полковник Анри Фарбо нуждался в том, о чем вожделел весь последний год — мести людям, из-за которых лишился всего — Даньеллы и веры в себя. Джек Коллинз и остальные узнают, что Анри Фарбо был здесь, а повинные в том, что он посчитал себя человеком, умрут.

И он припечатал ладонь к стеклу, напрочь перекрыв свое отражение.

Комната была погружена в непроглядную тьму. Человек, сидевший на кровати, потирал запястье, натертое браслетом наручников. И думал лишь о том, как избавиться от этих наручников, одним концом примкнутых к раме кровати, а вторым — к его правому запястью. Хотя биться об заклад он бы не стал, ему казалось, что он знает, как избавиться от этой докуки. Откуда он это знал — было свыше его понимания. Пожилой человек — надо полагать, его доктор — сказал, что день-другой после пробуждения память его будет нестойкой, но мысль, что он помнил, как избавиться от наручников, как-то тревожила и озадачивала. Он что, преступник? Поэтому? Кроме того, он видел нескольких человек, мужчин и женщин, заходивших в его затемненную комнату проведать его и принести еду. По рассмотрении он решил, что справиться с ними физически тоже способен.

Он откинулся, прислонившись к изголовью стальной койки, думая о том, что может вспомнить. Но в голову пришла лишь его смерть. Мысль как минимум странная, потому что ответ был перед ним, как на тарелочке, поскольку он явно не мертв.

Сквозь стену и сталь за спиной он ощущал движение, понимая это по трепыханию под ложечкой, говорившему, что они движутся. Время от времени он замечал, как графин с водой на ночном столике покачивается, выдавая, что везущее их транспортное средство поворачивает. Следовательно, он на корабле, подсказывали крохи сохранившихся воспоминаний.

Дверь открылась. Он заслонил глаза свободной рукой, когда в комнату ступил один, а может, два человека. Они быстро закрыли дверь, отрезав свет, льющийся из коридора. Послышалось шарканье, и в тусклом свете загоревшейся настольной лампы стал виден старик-доктор, но в глубине комнаты чувствовалось еще чье-то присутствие. Неведомое лицо стояло у двери и наблюдало за ним. Он знал это, чувствовал.

— Ну, друг мой, пора вам нас покинуть, — с полуулыбкой промолвил доктор.

— Вы кто? — спросил человек, не делая попытки сесть.