Левиафан
Шрифт:
И его свет резко изменился на кроваво-красный.
Пронзительный вопль стаи на миг перекрыл грохот двигателей и воинственные кличи экипажа, следившего за учениями. Стрелковые мыши панически боялись красного цвета, и теперь с перепугу осыпали цель смертоносным пометом.
Избавившись от стрел, стая сразу начала рассеиваться, разбиваясь на небольшие темные облачка, которые одно за другим возвращались в свои гнезда на «Левиафане». Луч прожектора по-прежнему освещал мишень, на которую продолжали падать стрелы. Тысячи стрел. В кроваво-красном свете прожектора они казались железным дождем, в клочья рвущим паруса и такелаж шхуны. Даже с такой высоты Дэрин отчетливо
— Ура! — закричал Ньюкирк. — Топи немчуру!
Дэрин нахмурилась, представляя, что стало бы с экипажем шхуны после такой атаки. Малоприятное зрелище. Даже броненосец серьезно пострадал бы, потеряв такелаж, сигнальные флаги и орудия верхней палубы, а уж от пехоты или кавалерии, застигнутой на открытом пространстве, останутся только кровавые ошметки.
— Так ты поэтому пошел добровольцем на «Левиафан»? — спросила она Ньюкирка. — Потому что ненавидишь немцев сильнее, чем фабрикатов?
Ньюкирк покачал головой.
— Вовсе нет. Честно говоря, это была матушкина идея.
— Разве она не из обезьяньих луддитов?
— Ну да, она до сих пор считает, что фабрикаты — усмешка в лицо Господу. Но ей кто-то сказал, что во время войны самое безопасное место в воздухе.
Ньюкирк покосился на остов недобитой шхуны и добавил:
— По крайней мере, не так опасно, как внизу.
— Это уж точно, — согласилась Дэрин, прижав ладонь к пульсирующей оболочке воздушного корабля. — Эй, глянь-ка! Сейчас нам покажут представление!
«Горгона» тоже решила вступить в дело. На ее носу коротко вспыхивали два сигнальных прожектора, призывая из глубин боевого монстра. Потом яркий белый луч упал на борт разбитой шхуны, в деталях высвечивая страшные повреждения, нанесенные летучими мышами. От парусов практически ничего не осталось, обрывки такелажа походили на жеваные шнурки, палубу усеивали щепки и блестящие стрелы.
— Ага! — заорал Ньюкирк. — Так вам и… Мичман неожиданно умолк — над водой появилось первое щупальце кракена. Гигантская конечность вынырнула из воды, рассыпая ливень брызг. Дэрин читала, что кракены Королевского военно-морского флота, как и медузы, тоже были творением Гексли, только при их создании использовались гены осьминога и гигантского кальмара. В свете прожектора щупальце походило на огромный, медленно разворачивающийся кнут. Оно неспешно обернулось вокруг носа шхуны, намертво облепив присосками деревянный корпус. Потом, так же медленно, вторая конечность кракена обвила корму. Кошмарный треск ломающегося корпуса был отчетливо слышен даже на «Левиафане», а из-под воды выныривали все новые и новые щупальца, чтобы охватить останки шхуны. Наконец появилась и голова чудовища. Огромный глаз на миг обратился к «Левиафану», и монстр вместе с добычей исчез в пучине.
На поверхности моря не осталось ничего, кроме нескольких мелких обломков. Торжествующе грохнул залп орудий «Горгоны».
— Это что же, — хмыкнул Ньюкирк, — военно-морской флот оставил за собой последнее слово? Вот поганцы!
— Все равно после нашей атаки там не осталось бы никого живого, — возразила Дэрин. — А дважды убить еще никого не удавалось.
— Точно, — повеселел мичман. — Главную-то работу сделали мы! Чертовски приятно!
Первые летучие мыши уже возвращались на борт «Левиафана» — значит, мичманам пора отправляться за новой порцией пищи. Дэрин
Атака летучих мышей вызвала у Дэрин двойственное чувство. Допустим, Ньюкирк рвется в бой, но она-то вступила в ряды воздушного флота, чтобы летать, а не разрывать на части каких-то несчастных парней с высоты тысячи футов.
Впрочем, не могут же немцы и австрияки быть настолько глупыми, чтобы начать войну из-за одного-единственного убитого вельможи? Жестянщики напоминали Дэрин мать Ньюкирка: до смерти боялись фабрикатов и обожали механизмы. Неужели они правда надеются, что толпа шагающих машин и жужжащих аэропланов способна противостоять объединенной дарвинистской мощи России, Франции и Британии?
Дэрин Шарп тряхнула головой, выкидывая из нее мысли о войне. Конечно, они не посмеют.
Она отвернулась от плавающих внизу обломков и двинулась вслед за Ньюкирком вниз по пульсирующему борту «Левиафана».
ГЛАВА 13
Алек шел через рыночную площадь Линца, и по спине у него бегали мурашки. Нет, ему и раньше приходилось бывать на городских рынках с их шумной суматохой и букетом сомнительных ароматов, исходящих от боен и трактиров. По-своему было даже интересно любоваться рынком из окна кареты, но гулять в таких местах самостоятельно, да еще и пешком, Алеку пока не доводилось.
Мимо то и дело проезжали паровые повозки, обдавая прохожих горячим выхлопом. Они везли мешки с углем, клетки с истошно орущими курами и великое множество самых разнообразных продуктов. Алек засмотрелся на повозку и чуть не упал, поскользнувшись на гнилой луковице. Два здоровенных грязных парня пронесли на длинном шесте чью-то освежеванную тушу. Вьючные мулы, груженные огромными связками хвороста и дров, несколько раз едва не сбили принца с ног…
Но хуже всего были горожане. Алек думал, что за две недели в рубке шагохода он привык к тесноте и запаху немытых тел, но тут, в Линце, сотни простолюдинов ломились на субботний рынок, дерзко толкая принца, наступая ему на ноги и не пытаясь при этом даже извиниться.
На каждом углу оживленно торговались, не стесняясь в выражениях. Похоже, без ругани тут вообще нельзя было ничего купить. Те же, кто не занимался торговлей, болтали о каких-то чудовищно скучных вещах: летняя жара, урожай клубники, здоровье любимой свиньи…
Эта бесконечная пустая болтовня — свидетельство того, насколько ничтожна жизнь простолюдина, решил Алек, но все равно бессодержательность разговоров приводила в уныние.
— Они что, всегда так общаются? — тихо спросил он графа.
— Как?
— Ну… так банально…
Какая-то старуха толкнула Алека и вместо извинений обложила бранью.
— И так грубо, — добавил он обиженно.
— Жизненные интересы большинства людей не простираются дальше тарелки супа, — усмехнулся Фольгер.
Под ноги Алеку подвернулась втоптанная в грязь газета. Он мельком глянул на нее и снова обратился к графу.
— Фольгер, но ведь они наверняка знают о случившемся с моими родителями и о том, что скоро начнется война. Неужели им действительно все равно? Или они притворяются, будто ничего не происходит? Как вы полагаете, граф?