Левый берег
Шрифт:
— Не совсем согласен с тобой. Твой аргумент о выполнении отрядом разведывательных функций отметается как ненужный. Обо всех передвижениях частей и соединений противника в западных областях во время проведения операции "вояки" будут мне докладывать, что называется, в режиме "реал-тайм". И хотя связи с тобой у нас не будет, в экстренном случае я передам тебе эту информацию. Мы сейчас над этим работаем…
Так или иначе, для того, чтобы принимать решение по этому вопросу, надо подробнее посоветоваться со старшими товарищами. И опять же… Если и делать — то везде. Такие группы нужны будут и в Одисе, и в
А коли ты уже затронул "военную" тему, хочу тебе сказать вот что. Мы считаем, что исполняющий обязанности министра обороны генерал Киренко не будет проявлять особой прыти.
— Ваше мнение основывается на чем-то конкретном?
— Нет. Это выводы аналитиков. Но они редко ошибаются. Этот старый танкист не доставит нам много хлопот…
16.06.2009. Россия, Ямало-ненецкий автономный округ. 60 км к северо-востоку от г. Салехард, пос. Харп. Колония строгого режима ОГ 98/4. 10:38
— Ланевский! Ланевский, е-п-р-с-т! — здоровый как бык, одетый в новенькую полевую форму "вертухай" стоял в дверном проеме мастерской, покручивая на пальце дубинку.
— Тут я начальник! Дима проворно вылез из-под старенького грузовика и скорым шагом направился к двери.
Тут все было важно. С одной стороны, не бежать, как собачонка к хозяину. Тогда мужики уважать не будут. А с другой стороны, не хамить, не плыть вальяжной походкой, как каравелла. Это "блатари" так могут, у них, как говорится, организация, для них тюрьма — дом родной.
Опять же и "вертухай" с вором никогда не поступит так, как с мужиком. Поостережется. Были случаи… А мужика и "дубинатором" "перетянуть" может. Это у них запросто. Так, для развлечения. Особенно этот. Петренко. Та еще мразь. И не спросишь потом ни с кого. Отобьет почки, и скажет, что так и было. Опять же, случаи были…
— К "хозяину" тебя… — лениво сообщил надзиратель, оглядывая засаленную спецовку.
"С чего бы это?" — мелькнуло в голове у Димы.
За все время его отсидки начальник зоны всего раз вызывал его к себе в кабинет, еще в самом начале. Расспросил, узнал, как дела, посочувствовал по-свойски и отпустил с миром.
— Я щас, руки вытру, — вслух ответил он.
— Живее, падло, — беззлобно, больше по привычке бросил "вертухай".
"Интересно, зачем же он меня все-таки вызвал? — вертелось в голосе у Ланевского, когда Петренко вел его по узкому пустому коридору к начальственной, обитой черным кожзамом двери. — Неужели что-то с Аней, или с малым?"
— Лицом к стене, руки за спину, — потребовал "вертухай", и зек исполнил заученный за долгие годы ритуал.
"Только бы не с семьей, — думал он, глядя в розоватую окрашенную стену, — только бы с ними все в порядке. А то я не переживу. Все переживу, но не это".
Петренко громко, как-то даже бесцеремонно, постучал в дверь.
— Войдите! — послушался сочный бас.
"Вертухай" открыл на себя створку и, изобразив подобие постойки "Смирно", отчеканил:
— Товарищ полковник, заключенный Ланевский по Вашему приказанию доставлен!
— Заводи.
— Заходи, — гаркнул Петренко, и зек, оторвавшись
Первое, что он увидел, или вернее, кого он увидел, был сам хозяин, всемогущий полковник Хорошко. Как говорится, "и Бог, и царь, и воинский начальник" для любого заключенного в его зоне. Полковник был крут характером, неуступчив и своеволен. Но и зеки, и "вертухаи" его безмерно уважали. В первую очередь, за обостренное чувство справедливости, во вторую — за то, что не допускал беспредела, в третью — за личную смелость. И в-четвертых, и в-пятых… Словом, хороший был мужик, правильный. Это Дима понял сразу, при первой встрече с ним.
— Ничего, парень, — горько говорил ему тогда полковник. — Всякое случается. Ты, по крайней мере, жив, и еще можешь вернуться к семье. Об этом не забывай. Сиди тихо. Никуда не встревай, но и себя в обиду не давай. Перемелется… Ты, вон, молодой еще, у тебя вся жизнь впереди. Тебе жить надо…
Кто знает, может быть, полковник подсобил Ланевскому, когда его направили на, почитай, самую привилегированную работу в зоне: автомастерскую. Не камни дробить, как остальных мужиков, не плитку тротуарную изготавливать и не железную проволоку тянуть, а машины ремонтировать. Самый интеллектуальный на их зоне труд. И хоть работать приходилось много, но Дима жаловаться и не думал, а наоборот, благодарил судьбу, что не машет киркой на морозе, "продуваемый всеми ветрами".
Мастерская была вотчиной блатных. Не в том, конечно, смысле, что они там работали, а в том смысле, что они решали, кому там работать. Назначения зеков на такую "козырную" работу редко проходили без ведома, так сказать, "теневого руководства". Поэтому, кое-кто из зеков поначалу даже кое-что заподозрил, но со временем эти подозрения как-то сами собой улетучились. Может потому, что ни "хозяин", ни "кум, то бишь начальник оперчасти, Ланевского больше к себе не вызывали, а может и потому, что вскоре все в мастерской поняли, что в машинах новый зек разбирается действительно хорошо.
Тут батяня "виноват", шоферюга от рождения. С детства привил сыну любовь к "железным коням". И хотя жизненная дорожка повела Диму в совсем другом направлении, на автомобили он всегда смотрел неравнодушно, и в былые времена часами копался в своем стареньком "жигуленке", в упор игнорируя упреки любимой жены.
Полковник сидел за широким письменным столом и держал в руке кружку с каким-то горячим напитком. На столе, помимо бумаг, стояла вазочка с явно несвежим печеньем. Пара столов, кресло, несколько стульев, огромный старый сейф, два больших шкафа и портрет Дзержинского, — вот, собственно, и вся обстановка кабинета Хорошко. Уж кем-кем, а "вещистом" полковник не был никогда. Наоборот, в быту и на работе предпочитал всему простоту и функциональность.
Но внимание Ланевского привлек не он, а молодой человек, полусидевший на подоконнике справа от хозяина. В черном дорогом костюме, красивых туфлях и водолазке под горло, с каким-то женственным лицом. Парень пристально и добродушно посмотрел на зека и отхлебнул из чашки, обнажив явно дорогие наручные часы.
"Какой же ты красивый, — ехидно подумал Дима, — С такой рожей тебе в зону нельзя. Симпатичный больно. У нас такие пользуются успехом у соответствующих товарищей. Нельзя тебе в зону, парень".