Левый фланг
Шрифт:
— Вот так, дружище, — сказал он дежурному офицеру, когда в Москве возник и раскатился первый залп салюта.
ГЛАВА 7
Четвертая военная осень…
Генерал Бойченко неторопливо вспоминал их, одну за другой, и сравнивал. Та, первая, с мокрым снегом, застигла его на берегу канала Москва — Волга; вторая, сухая и прозрачная, долго стояла насмерть в предгорьях Кавказа; третья отшумела обложными мелкими дождями на кручах днепровского плацдарма; и эта, четвертая, быстроногая осень, привела его форсированным маршем на Балканы.
Наконец-то линейная безымянная, или, как ее с улыбкой величали, в е р б л ю ж ь я дивизия удостоилась внимания: теперь она награждена боевым орденом и ей присвоено почетное наименование — Белградская. Будет
Теперь все стало на свои места. Еще недавно Бойченко сетовал на то, что его полки оттесняются с главного направления на юг, а теперь и скромная задача — держать оборону на тихом участке фронта — кажется ему чрезвычайно важной. Позвольте, но ведь это в самом деле так: дивизия прикрывает левый фланг всего Третьего Украинского, и она дает возможность югославам отмобилизоваться, привести в порядок свои силы. А потом, оборона на таком широком фронте, почти в сорок километров, никакими уставами не предусмотрена (такое случалось лишь в гражданскую войну с ее не бог весть какой плотностью огня). Да к тому же и не тихий, вовсе не тихий, достался дивизии участочек: то и дело отбивай наскоки немцев, продолжающих отход из Греции.
Тут уж не до отдыха на сербских курортах в б а р х а т н ы й сезон, как в шутку называл эту оборону Строев, если штаб вторую неделю на колесах: из Ягодины — на юг, в Белушич, оттуда — на север, в Крагуевац, и вот снова в путь-дорогу. И все через Моравскую долину, которую изучили так, что и карты не нужны. Только расположились в Белушиче, людном живописном городке, до отказа переполненном новобранцами НОАЮ [11] , — приказ комкора: нацелить полк Мамедова на Чачак. А раз пехота рокируется вправо, то и штабу дивизии надо быть поближе к театру военных действий. Но прямым путем туда не попадешь, — немцы удерживают горный выступ, вот и приходится кружить по Моравской долине. Наконец обосновались в Крагуеваце. Это главный город Шумадии — самой сердцевины Сербии. (Город-мученик, переживший даже массовые расстрелы школьников.) По улицам проходит югославская бригада, вооруженная и экипированная в России. «Живео! Живео!» — летит со всех сторон. Сербы встречают земляков, побывавших в той стране, где сражался когда-то Олеко Дундич. В Крагуеваце на каждом шагу непривычные контрасты: среди горожан, толпящихся на тротуарах, невесть откуда взявшиеся молодые франты и пожилые мужчины без ботинок; среди партизан черноокие девушки с затейливыми прическами, с автоматами, с парабеллумами, и чумазые парни — кто в чем, с допотопными винтовками и дробовиками (автоматы-то, наверное, подарили девушкам!). На другой день вечером над городом прошли американские «бостоны» — из тех, что посылались в ч е л н о ч н ы е операции. Один из самолетов сбросил бомбы на окраину. «Авионы, авионы!» — в испуге кричали женщины. Грохот, дым, паника. Заработали крупнокалиберные пулеметы зенитчиков дивизии. Что-то слишком часто стали «ошибаться» американцы… Через три дня новый приказ: идти на север, за Дунай. Сборы, совещания, полки сдали оборону партизанским бригадам — и уже на марше к Крагуевацу. В штабе по рукам ходят новые листы карт-пятисоток, на северном срезе которых начинается уже венгерская земля — четвертое по счету государство Дунайского бассейна. Жаль расставаться с Югославией, к ней успели привыкнуть за этот месяц. Ну, что ж, если привыкли, то погостите еще немного, и назавтра все опять меняется, вернее, остается по-старому: дивизия снова занимает оборону на сверхшироком фронте, и штаб — снова на юг, «вдоль да по бережку, бережку крутому» реки Моравы.
11
Народно-освободительная армия Югославии.
Комдив остановил машину недалеко от взорванного железнодорожного моста, чтобы посмотреть, как пройдет автоколонна по временному настилу. Виллисам это ничего не стоило, а вот штабному автобусу, хотя он и прозван А н т и л о п о й, туго приходится на такой цирковой переправе.
Василий Яковлевич Бойченко был сегодня настроен благодушно. То ли оттого, что денек выдался погожий, то ли вчерашняя похвала комкора за тесное взаимодействие с партизанами окончательно убедила его в том, что генерал Шкодунович забыл о неприятном разговоре на НП, когда упрекал его в «ревнивом отношении к славе подчиненных». Так или иначе, а ему сегодня хотелось сказать доброе слово любому из шоферов, которые, очень осторожно подводя машины к въезду на мост, все посматривали на него, комдива. Он запросто, как штатский, кивал им в знак приветствия, и они готовы были по воздуху перелететь через Велику Мораву.
Автобус тоже прошел удачно: А н т и л о п а упрямо карабкалась по дощатому настилу вверх и легко скользила вниз, почти касаясь задними скатами вспененной воды. Бойченко уже собирался ехать дальше, вслед за колонной, которая скрывалась за поворотом дороги на Крушевац, когда к мосту на большой скорости подкатил еще один виллис.
— Где ты пропадаешь, Иван Григорьевич? — спросил комдив своего заместителя по строевой части.
— Вы же поручили мне проследить за тем, как снимутся тылы, — сказал Строев, удивившись его вопросу.
— Да-да, совсем забыл. Ну, и как там?
— Все в порядке.
— Кури, — комдив учтиво протянул Строеву пачку болгарских сигарет, заметив, как он ищет свои во всех карманах.
Строев щелкнул зажигалкой и с той же учтивостью поднес трепетный огонек комдиву. Закурив, они посмотрели в сторону плавучих мельниц, что стояли невдалеке от переправы, вниз по течению, на самом стрежне упругой излучины реки. Казалось, что это плывут, натужно отталкиваясь огромными колесами, какие-то старинные, диковинные пароходы без труб. Течение было быстрым, и создавалась полная иллюзия, что плавучие мельницы действительно приближаются к мосту, серединная ферма которого упала в воду и загородила путь на север.
— А здорово придумано, — сказал Бойченко.
— Вода всюду, во всех странах размалывает зерно.
— Я сам родился на мельнице, но таких мельниц у нас, в Белоруссии, не видел.
— Жаль, что они не попались на глаза нам с Мамедовым, когда мы форсировали Мораву. Вот это п о д р у ч н ы е средства!
— Согласен, — тихо засмеялся Бойченко. — Только на плавучих мельницах мы еще не переправлялись! А с ветряными имели дело, помнишь?
— Ну как же, был грех, по дощечке разобрали один ветряк на Украине. Хороший был ветряк, донкихотский!
— Почему донкихотский?
— Мы же тогда вели себя действительно по-рыцарски, хотели прямо с марша, на ура взять хутор Зеленый Кут, да застряли на высотке с ветряком.
— А ты злопамятный, Иван Григорьевич.
Строев и сам пожалел, что напомнил комдиву об одной из частных неудач на Правобережной Украине. С тех пор Бойченко изменился, стал почаще советоваться перед тем, как принять решение; однако характер его все еще дает о себе знать. Раньше срока получив звание генерал-майора, он почувствовал себя уже не на одну ступеньку, а на всю офицерскую л е с т н и ц у выше своих помощников. Но и это пройдет со временем. Очень редко кого не ослепит вначале золотое поле генеральского погона, тем паче, если человеку нет и сорока.
— Поедем, Иван Григорьевич. Садись ко мне в «оппель». Только дорогой и порассуждать от нечего делать.
Бойченко сел не с водителем, а рядом со Строевым — значит, он действительно собрался поговорить с ним по душам. Он был моложе своего заместителя без малого на восемь лет, а казался старше: коренаст не по годам, тяжеловат, широк в плечах, на которых плотно лежали всегда новые, не успевающие потускнеть погоны. Строев выглядел против него не то чтобы юношей, но, во всяком случае, куда более молодым — худощавый и на редкость собранный, подвижный. Кто не знал их, принимали комдива за человека, пожившего на свете, а Строеву завидовали как офицеру преуспевающему, у которого все впереди.
— Хотят забрать тебя из дивизии, — сказал Бойченко, наблюдая, как тяжело, один за другим, поднимаются из-за Крушеваца груженые «ИЛы» и берут курс на юго-запад.
«Куда это они? — подумал Строев. — Наверное, опять на штурмовку немецких колонн, отходящих из Греции».
— Ты что же не слушаешь меня? Я говорю, что собираются отозвать тебя из дивизии.
— Кто, куда, зачем?
— Куда и зачем — не знаю, а намекал в прошлый раз сам командарм. Потом был разговор с комкором. Ну, ты понимаешь, отпускать мне тебя неохота, впору садись и пиши отрицательную характеристику! Ты-то как смотришь, Иван Григорьевич? — С недавних пор Бойченко окончательно перешел на «ты».