Лейб-гвардии майор
Шрифт:
— Это невозможно, — разозлилась Настя. — Иначе ему бы не удалось написать столь прекрасную и возвышенную книгу. Уверена, он красив и душой, и телом. В отличие от некоторых, — многозначительно добавила она.
«Некоторые» чуть не падали в обморок от хохота.
— Ладно, с первым объектом вашей любви мы разобрались. Кто ж тогда будет вторым?
— А второй — тоже гвардеец, вроде вас, но только вы, барон, ему и в подметки не годитесь. Он высокий, красивый и храбрый.
— Получается, что со вторым, в отличие от сочинителя Гусарова,
— Да, всего один раз, но этого хватило, чтобы полюбить на всю жизнь. Он действительно отважный, не побоялся войти в горящий дом и спасти моего Митяя.
Я вздрогнул, вспомнилась прошлая зима, пожар, погорельцы, среди которых была девушка, которая показалась в тот момент гораздо моложе своих лет…
Она увидела во мне спасителя, ринулась ко мне и с мольбой, кинулась в ноги:
— Спасите Митяя, добрый человек, век за вас молиться буду. Он же маленький, несмышленый, месяц всего исполнилось.
— Где он? — подняв ее с колен, произнес я.
— В моей комнате, — стуча зубами от страха, заговорила она, — на втором этаже. У него колыбелька маленькая с ручкой. Я там его оставила, забыла, когда все началось.
— Ты его забыла?! — вскричал я.
Она снова бухнулась на колени, обхватила мои ноги и заголосила:
— Спасите Митяя, дяденька. Христом умоляю!
— Цыц, девка, потом ныть будешь.
Последнюю фразу я незаметно для себя произнес вслух.
— Вы?! — Настя отпрянула от меня, захлопала большими ресницами. — Так это были вы?
— Это был я, — сказал я и чмокнул невесту в хорошенький носик.
Потом… потом были поцелуи, невинные и страстные одновременно, объятия и слезы (куда же без них). Я возвращался с бала окрыленным, подхваченный неведомой силой, но спроси меня кто, люблю я Настю или нет, боюсь, мне бы не удалось дать ему точный ответ.
На следующий день я заглянул в редакцию, принес последние листки, которыми заканчивался мой роман. Все точки были расставлены, все ружья выстрелили. Убийца найден и наказан, главный герой получил заслуженный приз. «Хеппи-энд», как сказали бы в Голливуде.
Но редактору концовка не понравилась.
— И что, это все? — недоуменно спросил он.
— Да, финита ля комедия, — отвечал я.
— Простите, молодой человек, но как же так?! — заволновался редактор. — Вы приучили читателя к вашим героям, их приключениям, тайнам, загадкам, интригам и вдруг обрываете на самом интересном месте.
— Почему на самом интересном месте? — не понял я.
По логике вещей книга получилась вполне завершенной, все сюжетные линии пришли к логичному исходу, я выдоил историю, как корову, досуха. И вдруг такое заявление редактора.
— Да потому, что читателю интересно узнать, что было дальше! Это как наваждение. Вы же бросили ему косточку с барского стола, приоткрыли чуток завесу и тут же ее прикрыли. Непорядок, господин сочинитель. Вернетесь к себе на квартеру и пишите снова. Пишите, что вашей душе угодно, но только чтобы герои были
Я хмыкнул и отправился домой, ломая голову над новыми напастями, которые должны свалиться на головы моих героев. Пожалуй, прав редактор: я и сам свыкся с персонажами, как с родными, и, ставя финальную точку, испытывал не только радость, но и грусть, как бывает в момент расставания с близкими людьми.
Глава 22
Дом мне построили в середине зимы. Я проинспектировал его и остался доволен. Получился солидный особнячок, немного напоминающий московские купеческие. Для одного человека более чем достаточно, а вот как воспримет его императорская фрейлина Настя Тишкова, успевшая привыкнуть к роскоши, неизвестно. Остается надеяться, что с милым вроде меня ей будет неплохо в любом месте.
От широких ворот к дому вела расчищенная дорожка, посыпанная песком: нелишняя предосторожность в зимнюю пору. Она заканчивалась каменным крыльцом. Поднявшись по ступенькам, гость останавливался возле высоких двустворчатых дверей. Жилая часть располагалась на втором этаже. Первый предназначался под комнаты для прислуги и возможных постояльцев, кухню и прочие необходимые для хозяйственных нужд помещения.
Адъютанту приходится много времени проводить в седле, поэтому к дому пристроили маленькую конюшню. Лошадь пришлось покупать за свои деньги.
Я остановил выбор на ласковой и спокойной кобыле по кличке Ласточка.
Весной, как только наступит теплая и сухая погода, артельщики обещали приступить к штукатурке и покраске.
— Смотри, барин, как для тебя расстарались, — объяснял старший, показывая работу. — Материал на домину твою пошел добрый. Кирпич брали токмо хорошо обожженный, прочный. Свежесрубленных бревен и сырых досок не пользовали. Окна сделали аглицкие, с резьбой красивой. Печи сложили ладные. Тепло тебе будет и сухо. Лучшего мастера-печника во всем Питербурхе наняли. Ворота тебе такие поставили, что два экипажа разминутся. О леднике позаботились, обои выбрали цветастые. Принимай работу.
Устранив парочку недоделок, артельщики отправились возводить следующие объекты, благо заказов в стремительно расширяющемся Питере хватало.
Я на совещании в Военной коллегии выбил себе освобождение от квартирного постоя, обставил дом мебелью в соответствии со своим в меру испорченным вкусом. Для спальни заказал шикарную, широченную кровать, на которой одному легко потеряться, а двоим будет где развернуться. Можно въезжать.
Прогулялся по пустым коридором, почувствовал, как внутри нарастает чувство удовлетворения. Дом, настоящий, свой собственный.