Лейтенант Рэймидж
Шрифт:
— Конечно.
— Замечательно. Этим утром граф Пизано и леди Эллиот отправились в Гибралтар. Маркиза и граф Питти должны были ехать с ними, но решили дождаться вашего возвращения, так что они отплывают завтра.
Он заметил отчаяние, появившееся на лице Рэймиджа, и с симпатией сказал:
— Как жаль, что мне придется расстаться с такой компанией. Ну да ладно, надеюсь, вскоре мы увидимся вновь, и при более счастливых обстоятельствах. Вы сильно устали, Рэймидж?
— Нет, сэр, — солгал лейтенант.
— В таком случае, вы не откажетесь присоединиться к нам за ужином?
Ужин прошел с большим успехом: Нельсон развлекал всех, подшучивая над Джанной и Рэймиджем, а над ним, в свою очередь, подсмеивался граф Питти, которому, похоже, по душе пришлась живость темперамента коммодора. Они поднимали тосты за падение Бонапарта, за здоровье двух углежогов, за счастье Джанны, а также ее и Питти счастливое путешествие.
Наконец, ужин подошел к концу, и Нельсон попрощался с обоими итальянцами, и предложил Рэймиджу сделать то же самое, пояснив, что завтра у него не будет времени посетить их.
Так что Рэймиджу не оставалось выбора. Питти был сдержан, можно сказать формален. Да и Джанну, похоже, не волновала перспектива близкого расставания. Глаза ее блестели, но секунду спустя, поднеся к губам ее руку, Рэймидж обнаружил, что та холодна и безвольна: ни скрытого пожатия, ни попытки выразить в прикосновении свои тайные чувства. «Спасательная экспедиция завершилась, — с горечью подумал Рэймидж, — родственники воссоединились, и роль лейтенанта Рэймиджа подошла к концу».
Едва он повернулся, стремясь первым покинуть каюту — ему не хотелось видеть, как шлюпка повезет Джанну к берегу — коммодор вручил ему запечатанный конверт.
— Ваши приказы, — коротко сказал Нельсон. — Письменный рапорт об операции по спасению экипажа «Белетты» представьте мне завтра до полудня.
Пока Джексон в темноте вел шлюпку к «Кэтлин», Рэймидж сидел на кормовой банке, снедаемый печалью. С этими итальянцами все — притворство, все — лицемерие. Минуту назад она стояла перед ним на коленях, и тут же говорит «прощай» с интонацией не более радушной, чем засидевшемуся гостю.
Их окликнули с куттера. В ответ Джексон прокричал: «Кэтлин», давая понять, что в шлюпке капитан.
Добравшись до своей крохотной каюты, в которой за секунду до его прихода вестовой подвесил переборку фонарь, Рэймидж отстегнул шпагу, уселся на стул и тупо уставился в палубу. Расстеленный на ней парус, заменявший ковер, в месте, где открывалась дверь, вытерся и требовал покраски. Проклятье, как он устал! Каким счастьем было бы почувствовать себя куском парусины, полусонно подумал лейтенант, когда несколько мазков кистью позволяют скрыть все грязные пятна и делают его опять новым.
Он достал из кармана запечатанный конверт. Чего теперь хочет от него коммодор? Наверняка доставить какое-нибудь проклятое донесение: куттеры для этого и предназначены. Может, это бумаги, адресованные сэру Джону Джервису в Сан-Флоренцо, или письма для посла в Неаполе.
Рэймидж взломал печать, открыл конверт и начал читать.
«Сим вам предписывается и указывается, — гласил документ, — принять на борт находящегося под вашим командованием королевского корабля господ маркизу ди Вольтерра и графа Питти, и с возможным поспешанием доставить их в Гибралтар, предусмотрительно придерживаясь южного маршрута во избежание перехвата вражескими военными кораблями… По прибытии в Гибралтар вам следует незамедлительно явиться к командующему там адмиралу для получения дальнейших распоряжений».
Рэймидж усмехнулся: стоит ли теперь удивляться, почему так блестел взор Джанны?