Лейтенант Шмидт
Шрифт:
га солдат, за ней вторая. И солдатские шеренги ощетинились
частоколом трёхгранных штыков.
— Ра-а-зой-дись! — визгливо крикнул офицер. — Считаю до
трёх...
— Не посмеет, когда сам царь гарантировал неприкосно-
венность личности, — прозвучал чей-то негромкий голос в на-
ступившей тишине. — Небось знает об этом их благородие.
— За-а-ря-жай! — скомандовал офицер.
Клацнули затворы.
— Рраз... Два-а... Три... Пп-ли!
И резкий залп взорвал тишину. Толпа
отпрянув, и с криками бросилась врассыпную. А выстрелы
неслись следом. Неправдоподобно трескучие... Смертельные...
Хоронить убитых собрался весь город. Рабочие и рыбаки, их
жёны, ученики гимназий и реального училища, портовые груз-
чики, землекопы, врачи и учителя. Уже десятки тысяч горожан
запрудили обагрённую кровью площадь и прилегающие улицы,
а люди всё подходили и подходили, чтобы проводить в послед-
ний путь убитых. Восьмерых мужчин и женщин.
Солнце плавилось в сверкающих трубах духовых оркестров.
И терпко пахли осенние цветы многочисленных венков. Музы-
канты играли марши тихо и торжественно. И люди плакали,
вдруг ощутив себя единой семьёй. Все — братья и сёстры, все —
друзья, все — товарищи! И они впервые, обращаясь друг к дру-
гу, произносили не привычные «сударь» и «сударыня», не
«господин» и «госпожа», а — «товарищ». Слово, порождён-
ное доверием, объединяло: здесь — товарищи, там — враги,
убийцы!
Пришла очередь говорить Петру Петровичу.
— Братья! — сказал он. — Товарищи! Сегодня, прощаясь с
погибшими за свободу, поклянёмся им в том, что мы никогда
не уступим завоёванных нами человеческих прав! Поклянёмся,
что весь жар своих сердец мы отдадим на благо рабочего, не-
имущего люда! Поклянёмся, что доведём начатое ими дело до
конца!
— Клянёмся! — выдохнула толпа, и слово это прокатилось
вдоль человеческой реки, которая на многие километры раз-
лилась за кладбищенскими воротами.
Адмирал Чухнин в бешенстве топал ногами.
— Арестовать! — кричал он. — Немедленно арестовать этого
смутьяна! И засадить на броненосец, в канатный ящик, на воду
и сухари!.. Он опозорил честь флотского офицера, будь моё
право — я бы его за эти подстрекательские речи против госуда-
ря тут же и расстрелял бы...
А в это время Пётр Петрович стоял перед распахнутым ок-
ном своего дома и смотрел, как солнце погружается в море.
Вечер был тёплым, тихим. Красные, жёлтые, лазоревые краски
заката, разлившиеся по воде от края до края, теперь стекались
к середине, образуя яркую дорожку, соединившую горизонт с
берегом.
Пётр Петрович думал о том, что царь в очередной раз обма-
нул народ, что всё, обещанное в манифесте, — неправда.
В дверь кто-то позвонил. Пётр Петрович прошёл в прихо-
жую и откинул щеколду. Перед ним стояли мичман с револь-
вером на поясе и четверо матросов с ружьями.
— Согласно приказу главного командира Черноморского
флота адмирала Чухнина вы арестованы! — сказал офицер. —
Прошу подчиниться и следовать за нами.
Его повели, как преступника — двое с ружьями наперевес
шли впереди, двое других — сзади. Люди на улицах растерянно
провожали взглядом эту процессию. После недавних событий
все горожане знали в лицо лейтенанта Шмидта. Вот они вышли
на Нахимовскую площадь, в центре которой возвышалась брон-
зовая фигура прославленного флотоводца, и через колоннаду
Графской пристани спустились к ожидавшему их катеру.
Известие, что лейтенант Шмидт арестован за свою речь на
похоронах, в тот же вечер облетело весь город. Об этом гово-
рили на бульварах, в кофейнях, на причалах...
На следующий день, не сговариваясь заранее, люди стали
собираться на Приморском бульваре — на том месте, где не-
сколько дней тому назад Шмидт позвал их идти к тюрьме с
требованием освободить политических заключённых. И их
освободили в день похорон. Испугались, что народ возьмёт
тюрьму штурмом. А теперь вот пришёл черёд потребовать от
властей освободить самого Петра Петровича.
Когда на эстраду поднялся пожилой рабочий порта, заме-
чательный мастер, уважаемый всеми человек, толпа притихла,
приготовившись слушать, и мастер сказал:
— Товарищи, я предлагаю избрать Петра Петровича Шмид-
та пожизненным депутатом всех севастопольских рабочих.
— Правильно! — послышалось в ответ. — Да здравствует наш
депутат Шмидт, ура!
— Делегацию к Чухнину будем посылать, — сказал мас-
тер. — С требованием освободить нашего пожизненного депута-
та! И всё! И баста!
В трюме, где его заперли, не было окон. Большой желез-
ный ящик. Тусклая лампочка, которая горит днём и ночью.
Кровать. Стол.