Лейтенант
Шрифт:
Не знаю, что чувствовала Лиза, когда мы в назначенный день ехали на приём на «паровом извозчике», но я ощущал себя так, словно иду на смерть. Я уже тысячу раз успел пожалеть, что взялся за это дело, а не свалил обратно за океан вместе со всей своей «бандой», чтобы спокойно жить в безвестности и ждать нового шанса, которого могло никогда больше не представиться. Но цель не отпускала. И я, сколько бы не раздумывал, сам не мог понять, в чём настоящая причина моего рвения. То ли я попал под влияние Союза и Катрин, которые считали, что у меня, якобы, есть некое предназначение в этом мире, то ли и правда верил, что таким
Мы приоделись. Вчера съездили в дорогой магазин, купили новые шмотки, чтобы предстать перед Советом в подобающем виде, а не как оборванцы с улицы. Иначе ведь могли и не пустить. На мне теперь были новенькие блестящие туфли, чёрные брюки и оливковый длинный сюртук, на голове – котелок. Лиза оделась по-деловому: в бордовое платье и чёрный жакет.
Канцелярия Совета старейшин находилась в четырёхэтажном здании недалеко от императорского дворца и главной площади. Здание принадлежало какому-то министерству, но были отдельный вход и лестница, ведущая на четвёртый этаж, где располагалась канцелярия Совета. Пока ехали, я представлял себе крупное учреждение, но по факту тут оказалось не больше десятка кабинетов и зал заседаний за высокой дверью в конце коридора.
Мы вошли в приёмную, поздоровались. Перед нами сидел мужчина средних лет с густыми бакенбардами и очень важным выражением лица. На двери были инициалы Н.В.Савёлов. Что за фамилия, я был без понятия, но если судить по манере держаться – человек явно знатного происхождения.
– Присаживайтесь, – кивнул секретарь на мягкие кресла возле стола. – Записаны на три, так? – он повесил на нос пенсне и посмотрел на лист бумаги перед собой.
– Птахина Елизавета Дмитриевна, так? А вы, молодой человек, кто будете? В списке вас нет.
– Барятинский Михаил Фёдорович, – произнёс я. – Прибыл, чтобы вернуть своё законное право на наследство.
Секретарь вскинул на меня взгляд, полный недоумения, его пенсне от столь резкого движения свалилось с носа, и он еле успел подхватить его.
Глава 16
– Тот самый Михаил Барятинский? – переспросил секретарь Савёлов, откладывая в сторону пенсне. – Ваш визит довольно неожиданный. Кроме того, вы не записались заранее.
– У меня есть на то причины, – ответил я.
– Понимаю, – кивнул секретарь. – Но у вас с Елизаветой Дмитриевной два разных дела. Я не могу вас принять одновременно. Одному из вас придётся подождать.
– Подожди за дверью, – сказал я Лизе. Та вышла.
– Итак, Михаил Фёдорович, – произнёс секретарь, снова нацепив на нос пенсне. – Какое дело привело вас в Совет Старейшин?
– Во-первых, я желаю официально признать себя основателем рода с присвоением соответствующего титула, поскольку выполнил требуемое обычаем условие. Во-вторых, прошу обжаловать моё изгнание. Я был изгнан, как немощный, но чарами я владею, а значит, оно недействительно.
– Погодите, Михаил Фёдорович, – произнёс секретарь, – давайте по порядку. Тут у нас имеются взаимоисключающие требования. Что именно вы желаете: основать собственную фамилию или вернуться в род?
– Я собираюсь вступить в наследство имущества Барятинских, поскольку подошла моя очередь, и возглавить род должен я, а не мой младший брат.
– Так, не торопитесь, – снова остановил меня секретарь. – Это дело уже совсем иного порядка. Вопросы наследства решаются через суд. Совет подобным не занимается. Вернёмся к предыдущим пунктам. Что именно вы желаете сделать: стать основателем рода и получить новую фамилию или обжаловать решение семьи о вашем изгнании?
– Если я получу новую фамилию, я не смогу вступить в наследство?
– Разумеется, нет. На вотчинное имущество вы не сможете претендовать, только на долю благоприобретённого имущества, но этот вопрос вам уже предстоит решать в суде. Совет таким не занимается.
– А я смогу вернуться в род, если мои чары отличаются от родовых?
– Это зависит от множества факторов. Вы и ваши родственники предстанут перед Советом старейшин, и он вынесет вердикт. Я так понимаю, ваши родственники не желают вашего возвращения в семью?
– Да, это так.
– Тогда тем более невозможно знать, каков будет результат. Как я сказал, зависит от многих факторов, в том числе, чистоты крови. Прошу прощения за вопрос, но вы – законнорожденный сын, зачатый в браке?
– Да, разумеется, – сказал я.
– Это облегчит задачу, но окончательный вердикт может вынести только Совет, выслушав обе стороны. Так какое заявление будем составлять?
Я задумался. Всё оказалось несколько сложнее, нежели я представлял изначально. У меня был выбор: стать главой собственного рода или вернуться к Барятинским. Первое легче: условие я выполнил, так что имел полное право. Но при этом я терял почти всё наследство. Мог претендовать лишь на часть какого-то благоприобретённого имущества, которое ещё предстоит отсудить у Барятинских. Таким образом, я получу собственную боярскую фамилию, но при этом останусь беспорточным. У меня, конечно, имелись некое состояние в виде средств, вырученных от продажи алмазов и прочих драгоценностей, которые я захватил в Александрии, но это – копейки по меркам великих семей.
Выгоднее было вернуться к Барятинским, тогда я унаследую (если, конечно меня не убьют) вотчины и возглавлю род. Вот только будет ли решение Совета в мою пользу? Это вилами по воде писано, особенно учитывая моё истинное происхождение. Да и долго ли я проживу после того, как пересеку порог собственного дома? Впрочем, получив новую фамилию и основав род, я тоже окажусь в весьма уязвимом положении. Мало того, что Барятинские и Птахины продолжат на меня охоту, так ещё и тайная полиция заявится. Четвёртое отделение, может, и не рискнёт посягнуть на крупный род, но со мной церемониться никто не станет. Вот и выходило, что какой бы вариант я не выбрал, главным было количество союзников, желающих встать на мою сторону. А сейчас их – раз-два и обчёлся.
– Оба, – ответил я.
– Оба? – удивился секретарь.
– Оба заявления, да. Вначале я хочу потребовать аннулировать моё изгнание, а если Совет откажет, тогда пусть рассмотрит второе.
– Что ж, такое возможно, – согласился секретарь, после секундной паузы. – Значит, будем составлять заявления?
Я кивнул. Савёлов ткнул на кнопку звонка на своём столе, прибежал конторщик в синем мундире с блестящими пуговицами, раскланялся, сел за второй стол, где стояла печатная машинка, и принялся набирать с моих слов текст заявления, а секретарь вносил некоторые коррективы с уточнениями формулировок.