Лежа со львами
Шрифт:
В первое время жизни здесь она сделала много снимков с помощью своего "поляроида". Фотоаппарат можно бросить здесь, это дешевка, но большинство фотографий ей хотелось взять с собой. Она просмотрела свою коллекцию, размышляя, что взять, а что выбросить. У нее были снимки большинства жителей деревни. Вот партизаны: Мохаммед, Алишан, Камир, Матулла, в нелепо-героических позах и с нарочито свирепыми выражениями лиц. Вот женщины: пышнотелая Захара, старая сморщенная Рабия, темноглазая Халима все смущенно хихикающие, как школьницы. Вот дети: три девочки Мохаммеда, его сын Муса, малышня Захары - двух, трех, четырех
Джейн укладывала в сумку одежду, в то время как Фара подметала пол, а Шанталь спала в соседней комнате. Они рано утром спустились вниз из пещер, чтобы успеть управиться со всеми делами. Впрочем, укладывать было почти нечего, кроме пеленок Шанталь - лишь по паре трусов для себя и Жан-Пьера и по паре запасных носков. Верхнюю одежду они оба менять не будут. У Шанталь все равно нет одежды - ее завертывали в шаль или вообще оставляли голенькой. Для Джейн и Жан-Пьера хватит по паре брюк, рубашке, шарфу и одеялу типа "патту". В этой одежде они проделают все путешествие и, вероятнее всего, сожгут ее в пешаварском отеле, празднуя свое возвращение в лоно цивилизации.
Эта мысль будет придавать ей силы во время трудного перехода. Джейн смутно помнила, что условия жизни в отеле "Динс" в Пешаваре показались ей невероятно примитивными, но теперь трудно было понять, что именно казалось ей таким плохим. Неужели она и впрямь могла жаловаться, что кондиционер работает слишком шумно? Но ведь там, подумать только, был настоящий душ!
– Цивилизация, - произнесла она вслух, и Фара вопросительно взглянула на нее. Джейн, улыбнувшись, объяснила на дари:
– Я счастлива, что возвращаюсь в большой город.
– Мне нравится большой город, - ответила Фара.– Я однажды побывала в Рохе.– Она продолжала мести пол.– Мой брат уехал в Джелалабад, - добавила она с оттенком зависти.
– Когда он вернется?– спросила Джейн, но Фара вдруг будто оглохла и пришла в замешательство, и через мгновение Джейн поняла, почему: со двора донеслось посвистывание и мужские шаги, затем стук в дверь, и голос Эллиса произнес: "Есть кто-нибудь дома?"
– Входи!– крикнула Джейн, и он вошел, хромая. Утратив к нему былой романтический интерес, она беспокоилась о его ране. Он оставался в Астане до полного выздоровления. Наверно, он вернулся сегодня.
– Как ты себя чувствуешь?– спросила она.
– Как дурак, - ответил он с грустноватой усмешкой.– Это не очень достойное место для огнестрельной раны.
– Если тебя беспокоит лишь отсутствие достоинства, значит, дело идет на поправку.
Он кивнул.
– Доктор дома?
– Он ушел в Скабун, - ответила Джейн.– Там был налет и сильная бомбежка, и его вызвали. Я могу чем-нибудь помочь?
– Я просто хотел сообщить, что период выздоровления у меня закончился.– Он вернется сегодня вечером или завтра утром.– Джейн приглядывалась к внешности Эллиса, с гривой белокурых волос и курчавой золотистой бородой он походил на льва.– Почему ты не подстрижешь волосы?
– Партизаны велели мне отращивать волосы и не бриться.
– Они всем это говорят. Чтобы европейцы не так выделялись. В твоем случае эффект
– Я буду выделяться в этой стране независимо от того, какая у меня прическа.
– Это верно.– Джейн вдруг подумала, что впервые говорит с Эллисом в отсутствие Жан-Пьера. Они быстро возобновили прежний, привычный им стиль разговора. Теперь было трудно вспомнить, как ужасно она на него злилась.
Он с любопытством посмотрел, как она укладывала вещи.
– А это зачем?
– Мы отправляемся домой.
– Каким способом?
– Пойдем с колонной - так же, как и пришли сюда.
– Русские за прошедшие несколько дней захватили большую территорию, сказал Эллис.– Разве ты не знаешь?
Джейн похолодела.
– О чем ты?
– Русские начали обычное летнее наступление и продвинулись вперед, захватив большие участки территории, по которым идут колонны.
– Ты хочешь сказать, что дорога в Пакистан закрыта?
– Обычная дорога закрыта. Отсюда больше нельзя дойти до Хайберского перевала. Но могут быть и другие пути.
Джейн почувствовала, как ее надежды на возвращение домой ослабевают.
– Но никто мне этого не говорил!– сердито заметила она.– Наверное, Жан-Пьер и сам этого не знал. Я почти все время был с Масудом и знаю все последние новости.
– Да, - согласилась Джейн, не глядя на него. Возможно, Жан-Пьер действительно не знает. Или, может, знает, но не сообщает ей, потому что все равно не собирается возвращаться в Европу. Как бы то ни было, она не собирается смириться с этим. Во-первых, она проверит, прав ли Эллис. Затем постарается найти какой-нибудь выход.
Она подошла к сундуку Жан-Пьера и вытащила оттуда карты Афганистана, изданные в Америке. Карты были свернуты в рулон и скреплены резинкой. В нетерпении Джейн разорвала резинку и бросила карты на пол. И тут же подумала: это, наверное, единственная резинка в радиусе сотни миль отсюда.
– Спокойно, - приказала она себе.
Опустившись на колени, Джейн начала перебирать карты. Это были крупномасштабные карты, поэтому, чтобы увидеть всю территорию, лежащую между долиной и Хайберским перевалом, ей пришлось соединить несколько карт. Эллис взглянул ей через плечо:
– Какие хорошие карты!– сказал он.– Где ты их взяла?
– Жан-Пьер привез их из Парижа.
– Они лучше, чем у Масуда.
– Я знаю. Мохаммед всегда пользуется этими картами, намечая маршрут для колонн. Ну, хорошо, покажи мне, как далеко продвинулись русские.
Эллис, опустившись на ковер рядом с ней, пальцем обозначил на карте линию фронта.
Джейн почувствовала, как надежда вновь возвращается к ней.
– Но ведь непохоже, чтобы Хайберский перевал был совсем отрезан, сказала она.– Почему нельзя пройти вот здесь?– она провела воображаемую линию по карте чуть севернее линии фронта русских.– Я не знаю, есть ли там вообще дорога, - ответил Эллис.– Может, местность там вообще непроходимая надо выяснить у партизан. Но дело еще вот в чем - данные Масуда всегда получаются с опозданием на один-два дня, а русские не остановили своего продвижения вперед. Какая-нибудь долина или перевал сегодня еще свободны, а завтра могут быть закрыты.