Лезвие Эры
Шрифт:
– Ничего, - не сразу ответила задумчивая Инна. – Они просто лежат в земле. Ничего не делают, ничего не чувствуют и не думают. Для них всё закончилось. Навсегда.
– Как навсегда?
Женщина скривилась. Судя по всему, ей было не очень приятно рассуждать об этом, но она никогда не оставляла вопросы девочки без внимания.
Мало Эра ещё знает, даже для своего возраста.
– Просто угасают и всё. Помнишь увядшую герань? Цветок был, а потом его не стало, так же и с людьми. Это, конечно, трудно представить, что когда-нибудь и мы с тобой исчезнем, но это так.
– Как так исчезнем? – удивилась девочка.
– И нас не будет? Совсем? Нигде?
– Многие люди верят в жизнь после смерти. Говорят, что, умерев, приобретаешь другую жизнь или вовсе попадаешь в другой мир. Рай или ад. Утверждают, будто никакой смерти нет, - не без иронии проговорила Инна.
– А это не так?
Целлофан затрепетало от резкого чиха ветра, и букет перевалился на другой бок, вплотную прильнув к гранитной плите. Женщина тяжело вздохнула, обронив ещё одну слезу.
– Никто точно не знает. Но я в этом сомневаюсь. Не верю теориям, которые много обещают. Люди боятся смерти, от того и надеются на жизнь после нее. Непонятно мне это. Зачем тогда нам эти уязвимые тела, обремененные сотней потребностей, если и без них можем обойтись? Мертвые продолжают существовать только в памяти живых. В этом я убеждена, и с этим я могу смириться.
– Значит, и прошлых жизней нет? – спросила девочка, вспомнив истории, что читала в книгах.
– Не думаю, - пожала плечами Инна.
Глаза Эры снова кольнуло, она зажмурилась, но капельки всё равно просочились сквозь плотно сжатые веки. Девочка кинулась к матери и крепко-крепко обхватила руками её талию.
– Тогда я никогда не умру, чтобы никогда не причинить тебе такой боли, - глотая слезы, просипела девочка. – И ты, пожалуйста, не умирай. Я не хочу, чтобы тебя не было. Я хочу, чтобы ты всегда была.
Инна молча обняла девочку за шею. Как было бы здорово просто принять и дать такое же обещание. Но, увы, человек не властен гарантировать его исполнение.
***
– Почему люди боятся темноты? – спросил Максим то ли самого себя, то ли гаденыша, что притаился в глубине коридора.
– Почему сознание выдумывает все эти страшные образы? Они подсознательно боятся невидимого врага. Как черви на уровне инстинктов боятся птиц, которых никогда не видели. Люди боятся этих страшных существ, их тоже нельзя увидеть, потому что зрительные органы человека слишком примитивны для этого. Человек их может почувствовать только тогда, когда стальные когти схватят его за шею. Но тот, кого сцапали, уже не сможет рассказать другим о страшном хищнике. Так оно и должно быть. Другие не должны знать, что хищник на самом деле существует. Пусть боятся темноты, пусть ощущают иное присутствие, но не знают о нем наверняка. Тогда им не спастись.
Гаденыш молчал. Его не интересовали размышления перепуганного парня. Да и зачем ему говорить? Едва ли он испытывает жажду общения. Он не человек, хотя и подражает людям. Как дикие кошки на охоте подражают голосу своих жертв. Ему нужна речь, чтобы, издавая крики о помощи или жалобный плач, заманить человека и уволочь его во тьму.
Вот и сейчас он подражает Максиму по привычке, маячит в темноте, копирует его движения, но не трогает. Почему?
– Для чего ты привел меня сюда? – закричал парень не от гнева, а от страха.
Чудовище промолчало, но поежилось. Ему не нравится слушать крики.
– Кто ты?
– Наверное, я зло? – прошуршал голос в столбе пыли.
Скудный свет обеих лампочек по обе стороны коридора синхронно моргнул и стал голубоватым. Очертания гаденыша слились с темнотой.
– И в чем смысл? – Максим не хотел задавать вопросов, но они сами слетали с языка.
– Мне не нужен смысл. Мне нужна пища. Я просто ем.
Максим ощутил пыльный ком слюны в горле. Это конец. Больше он домой не вернется. Ну и пусть! Не будет больше страха, ненужно будет прятаться в пустой комнате. Все это, наконец, закончится.
– Тогда давай быстрее, - взмолился парень.
Тень гаденыша замерцала в голубом свете, будто его свела судорога, но это был обман – тварь не двигалась.
– Ты не нужен мне. Я сыт тобой по горло.
Напрасно Максим обольстился, будто гаденыш заманил его сюда, потому что давно желал его убить. Даже дьяволу не нужна эта жалкая душонка.
Полудохлый червяк – невкусный, пусть лежит, извивается в агонии, послужит приманкой для других.
– Тогда почему ты не оставишь меня в покое? – выкрикнул Максим и закашлялся от пыли.
– Я один. Других нет, - ответило существо.
Свет брызнул красным потоком и погас. Парень встрепенулся и было бросился бежать, но споткнулся о массивный кусок разрушенной стены. Упал грудью на кучу песка и битого стекла, разбил колени и поцарапал лицо торчащей арматурой. Это не сон. Во сне не бывает так больно.
– Не хочу! Лучше умереть, чем видеть тебя! – кричал Максим, ползая в цементной пыли и липкой крови. – За что мне все это? За что?!
Темнота не отвечала. Гаденыш ушел. Ему не нужна его смерть, он лишь не хочет чувствовать себя одиноким в этом мире. Может ли быть что-то страшнее, чем быть загнанным в угол хищником, который не желает твоей смерти, а хочет наблюдать, как ты сам медленно отравляешь себя своим же страхом перед ним? Кошмар стал адом наяву.
<