Лезвие света
Шрифт:
– Я, – начал Ауджелло, – думаю, что они еще воспользуются лачугой. Предлагаю выставить охрану, не на круглые сутки, но пусть кто-нибудь из наших заглядывает туда почаще, особенно ночью.
– А я уверен, что они больше не будут пользоваться этой лачугой, – сказал Фацио.
– Почему же?
– Прежде всего потому, что такие импровизированные арсеналы используют разово, а потом бросают, а кроме того, потому, что Интелизано спросил у тех двух тунисцев, которые работают у него в поле, не знают ли они чего про дверь. В общем, тунисцев
– И что? Кто тебе сказал, что тунисцы в деле? Птичка напела? – спросил Ауджелло.
– Никто не говорил. Но это возможно.
– И с каких это пор ты записался в расисты? – подначивал Ауджелло.
Фацио не повелся.
– Дорогой коллега, вы отлично знаете, что я не расист. Но я спрашиваю себя: откуда эти контрабандисты или террористы, ведь речь почти наверняка идет о них, так вот, откуда этим чужакам было знать о существовании развалюхи в богом забытой сельской местности, если никто им не указал?
– Как ни прискорбно признавать, – сказал Ауджелло, – но, возможно, ты прав. В Тунисе сейчас заварушка, им крайне нужно оружие. Так что, по-твоему, надо брать и трясти тунисцев?
– Единственное логичное решение.
– Минутку, – вмешался Монтальбано, наконец-то он решил открыть рот. – Вы простите, но я пришел к выводу, что это расследование, несомненно крупное и важное, не может продолжаться нашими силами.
– Почему? – хором спросили уязвленные Фацио и Ауджелло.
– Потому что у нас нет для этого средств. Верно как смерть, что на газетных листах есть отпечатки пальцев. Верно как налоги, что кто-то сумеет понять по осколкам, о каком оружии идет речь и где оно произведено. А у нас таких спецов нет. Ясно? Так что это дело нам не по зубам. Смиритесь, его надо передать в отдел по борьбе с терроризмом.
Наступило молчание. Потом Ауджелло сказал:
– Ты прав.
– Отлично, – ответил Монтальбано. – Итак, раз мы договорились, ты, Мими, собери все: и осколки, и газеты – и поезжай в Монтелузу. Попросишь о встрече с начальником управления, все ему расскажешь, потом, получив его благословение, пойдешь в отдел по борьбе с терроризмом. Доложишь, передашь вещдоки, вежливо попрощаешься и вернешься сюда.
Лицо Мими выражало сомнение.
– Может, лучше отправить Фацио? Он был, когда нашли газеты и обломки.
– Нет, мне нужно, чтобы Фацио немедленно занялся одним делом.
– Каким? – спросил Фацио.
– Съезди еще раз к Интелизано. Постарайся как можно больше разузнать о тех тунисцах. Никто не запрещает нам вести параллельное расследование. Но смотрите: в управлении пока не должны знать, что мы тоже копаем.
Фацио довольно усмехнулся.
Часов в семь позвонил Катарелла.
– Синьор комиссар, тут до вас Паскуале, который вроде как сын горничной вашей Аделины, так вот он говорит, что если у вас есть время, то у него есть до вас разговор, лично-персонально.
– Он на проводе?
– Никак нет, он находится в присутствии.
– Так пусть зайдет.
Паскуале вошел, на ходу снимая кепку.
– Целую руки, синьор комиссар.
– Здорово, Паскуале. Садись. Все живы-здоровы?
– Слава богу, спасибо.
– Раздобыл чего?
– Ага. Но сперва мне надо совершенно точно знать место и время ограбления, тютелька в тютельку. Вы вроде говорили, что дело было в переулке Криспи, верно?
– Верно. Погоди минутку.
Он встал, прошел в кабинет Фацио, взял заявление Ди Марты, записал на бумажке номер телефона. Вернулся к себе, включил громкую связь и набрал номер.
– Ты тоже послушай.
– Алло, – раздался молодой женский голос.
– Комиссар Монтальбано. Я хотел бы поговорить с синьорой Лореданой Ди Мартой.
– Это я.
– Добрый вечер. Простите, что беспокою вас, синьора, но мне нужно кое-что уточнить по поводу ограбления.
– Боже мой! Мне бы не хотелось… я чувствую себя так…
Она была совершенно расстроена.
– Синьора, я знаю, что вы…
– Разве муж вам не всё рассказал?
– Верно, синьора, но ведь ограбили вас, а не его, понимаете?
– И что же я должна сказать, кроме того, что уже сказала?
– Синьора, я понимаю, что вам тяжело снова говорить об этой неприятной истории. Но вы должны понимать, что я никак не могу…
– Простите. Я постараюсь. Слушаю.
– Сколько ночей назад случилось ограбление?
– Три.
– В котором часу?
– Видите ли, как раз перед тем, как заметить лежавшего на дороге мужчину, я случайно взглянула на часы. На них было четыре минуты первого.
– Благодарю вас за любезность и понимание. А раз уж вы сказали когда, можете сказать, где все случилось?
– Как? По-моему, я уже столько раз это говорила! В переулке Криспи, потому что мне надо было положить…
– Да, я знаю, но на каком уровне? Можете указать точнее?
– Что значит – на каком уровне?
– Синьора, переулок Криспи не такой длинный, правда? Вроде как там есть пекарня, магазин…
– Ах да, я поняла. Дайте подумать. Да! Если не ошибаюсь – но скорее всего так и есть, – между магазином тканей и ювелирной лавкой Бурджо. В паре метров от круглосуточной кассы.
– Благодарю вас, синьора. Пока что у меня больше нет вопросов.
Повесил трубку и посмотрел на Паскуале.
– Слышал?
– Слышал.
– Ты это хотел знать?
– Ага.
– И?..
– Зуб даю, вор не из наших.
– Заезжий или случайный?
– Скорее случайный, чем заезжий.
– Понял.
Но комиссар чувствовал, что Паскуале хочет еще что-то сказать и не решается.
– Еще что-то? – подбодрил он.
– Вроде как.
Похоже, признание давалось ему с трудом.
– Говори. Ты ведь знаешь: я никогда не назову имен.