Лезвие власти

Гальперин Андрей Борисович

Аттон, стоя среди порубленных тел, внимательно вглядывался в лес. Убедившись, что разбойников было всего трое, он обшарил карманы их грязных кожаных рубах, и, с досады, плюнул. Теперь у него не было коня. Тогда, унося ноги из Предела Лесов, где его настигли собаки маркиза и ему пришлось бросить оленя, тогда он хотя бы знал, что есть короткая дорога черед Пустоши. Когда-то он ходил к Виесту, но северным трактом, из Данлона… Здешние же места ему были совершенно не знакомы. Идти по дороге пешком было бы слишком опасно. Не считая разбойников, на тракте могут встретиться охотники за головами, о которых говорил громила из таверны, а

для этих, подорожные грамоты — лишний повод обшарить карманы странника. Идти лесом вдоль дороги долго, к тому же он слишком устал, что бы пробираться через завалы и буреломы. Аттон снял седло и закинул его в кусты. Потом, собрав все самое необходимое, за­полнил дорожный мешок и двинулся в гору. Оставалось надеяться на случай.

37.

— Герцог Латерратский признает Императора своим сюзереном, лишь в том случае, если по­сле смерти герцога его титул перейдет правящему Императору.

Россенброк долго молчал. Он прижимал ладони к вискам и напряженно думал. Гир смотрел на старика с жалостью. Только они двое, на всю Лаору могли осознать, к каким последствиям при­ведет этот шаг.

— Правители Атегатта всегда славились своей прямотой и следовали древним канонам чести. За редким исключением. Может, поэтому, они чаще других становились Императорами. Аведжийцы в глазах всей Лаоры были и остаются проклятыми предателями. Это правда и нет, одно­временно, и ты это знаешь ничуть не хуже меня. Но никто не хочет, чтобы они правили миром. Я думаю, что это понимают не только епископы, но и король, если он не пропил окончательно свои мозги. Но сейчас, они сильны, как никогда. Мой герцог провел много времени в перего­ворах с Циче. И он убежден — Фердинанд страшней всех нелюдей, драконов, епископов и мятежных генералов вместе взятых. Подумай об этом, граф.

— Надеюсь, твой герцог понимает, какое непосильное бремя он взваливает на хрупкие плечи Конрада? Что после его смерти, начнется такая бойня, за обладание землями Латеррата, что все остальные войны просто померкнут. Латеррат далеко, между ним и Атегаттом враждебная Забриния и Штикларн. Твой герцог знает, сколько найдется желающих, на освободившийся прес­тол.

— И поэтому, он и желает отдать его Атегатту.

— Мы слишком долго воевали. Кристофер, чтобы сохранить Империю в том виде, в каком она есть сейчас. И будь я проклят, если знамя Латеррата, поднимут над развалинами этого мира.

— Но ты всегда ратовал за расширение влияния Атегатта, граф!

— Я долгие годы готовил мир к этому. Но это делал я. Если Иллар позволит, я проживу столько вре­мени, сколько хватило бы на то, чтобы сделать из Конрада настоящего правителя. Я рад тому, что герцог обеспечит, хотя бы на короткий срок, безопасность нашим западным границам. Но будущее — будущее туманно, как парк за окном. Сейчас, в этом мире существует баланс, пусть хрупкий, но достаточный для того, чтобы армии не кромсали друг друга. Пока никто не рвется к мировому господству...

— Пока, граф. Пока...

— Да, Кристофер. Я понимаю, что решение твоего повелителя бесповоротно?

— Да, граф. Все документы уже подготовлены. Необходимо официальное признание. И мы оповестим церковь, и всех послов...

— Признание? А разве твой герцог оставил Императору выбор? Я понимаю, что архиепископ Новерганский уже в курсе?

— Да, граф!

— Циничный толстый пройдоха... Не сказал мне и слова! Ну и хорошо, на том и порешим. Можешь не ждать официального ответа двора, Кри­стофер. Поезжай в Дрир, к Вальтеру, обрадуй старого ублюдка... Я надеюсь, что с этого дня, мы начнем де­лать общее дело...

38.

Случай представился буквально сразу, Аттон не успел пройти и шести стрел. У обочины, погрузившись по самые ступицы в жидкую грязь, стояла доверху груженая телега, запряженная двойкой волов. У телеги, утопая по колено в грязи, вяло размахивал шестопером пожилой приземистый аведжиец, с широченными плечами и бородой лопатой. На него, наседая со всех сторон, и так же вяло размахивая секирами и булавами, нападали шестеро, точь-в-точь, как и те, которых зарубил Аттон.

Несмотря на явное численное преимущество, разбойникам не удавалось одолеть купца. Од­ин из них, на глазах у Аттона, неловко оскользнулся в грязи, и тут же рухнул с размозженной головой, забрызгав дружков кровью и мозгом. Разбойники матерились и подбадривали друг друга тычками. Аттон выбрал место почище, и скинул заплечный мешок. Потом достал из голенищ ножи и двинулся к месту боя, обходя обширную лужу. Купец, заметив его, заработал шестопером быстрее, заставив грабителей, слегка пятится назад.

— Что за упертый хрен такой попался? Да мы ж тебя на куски порежем и ...

Грабитель, издав истошный вопль, обмяк, тщетно стараясь дотянуться до ножа, торчащего меж­ду лопаток. Остальные, в недоумении уставились на упавшего, что немедленно стоило двоим из них жизни. Один схватился за рассеченное широким лезвие горло и с хрипом повалился на другого, которому досталось шестопером по голове. Оставшиеся, не раздумывая, бросились в лес.

Аттон, вытащил свои ножи, и внимательно посмотрел на бородача. Тот, по-прежнему, прижи­мался спиной к телеге, и держа в готовности шестопер, с тревогой поглядывал куда-то назад, в сторону желтых кустов.

— Тряпка сухая есть?

— Чего?

— Чего-чего... Сухая тряпка у тебя есть? — Аттон подобрал метательное лезвие, вымазанное грязью и кровью. Бородач, опустил шестопер, и по-прежнему подозрительно таращась, полез за пазуху.

— На вот… — Он швырнул Аттону лоскут грязноватой холстины. — Эй, Гарр! Что с ней?

— По-моему все, господин купец... — отозвался из кустов совсем юный, плачущий голос.

— Что, мать твою, всё?

— Она, это... умерла...

Бородач швырнул шестопер в грязь, и не глядя на Аттона, побрел вокруг телеги. По дороге, он со злобной гримасой пнул труп разбойника, и забормотал проклятия. Аттон, тщательно протер клинки и пошел следом.

За кустами, прислонившись спиной к поваленному дереву, сидел юноша, почти мальчик, с красивым, по-детски округлым лицом и ясными серыми глазами, полными слез. У него на коленях лежала девушка, в длинном сером шерстя­ном платье, тонкие черты ее красивого лица уже заострила смерть. В груди, там, где прошла насквозь арбалетная стрела, зияла страшная кровавая дыра с рваными краями.

— Ублюдки! Потомки Джайлларских свиней! О, горе мне... — бородач прижал ладони к лицу покойницы, и закачал головой из стороны в сторону. Аттон пошел обратно к телеге. Оттащив трупы грабителей к краю дороги, он взял волов за удила, и потянул за собой. Телега жалобно скрипнула, и раздвигая зловонную жижу, подалась вперед.