Лезвия и кости

Кардона Фрэнки

Чертов ад.

Я покачал головой, отступая назад. Я взял из холодильника протеиновый коктейль, отвинтил крышку и сделал долгий, уверенный глоток. Прохладная жидкость была небольшим утешением, временной передышкой от бури эмоций, бушующих внутри меня.

Допив протеиновый коктейль, я составил пустую бутылку на стойку, а в голове все еще метались мысли о Сиенне, Доноване и запутанной паутине, которая опутала нас всех. Здесь не было простого решения, не было четкого пути вперед. Чувства, которые я испытывал к Сиенне, долгое время подавляемые и отрицаемые, теперь были неоспоримы, и все же действовать в соответствии с ними казалось невозможным.

Я

дошел до своей комнаты, и каждый шаг давался мне тяжелее предыдущего. В доме царила тишина, почти гнетущая, что резко контрастировало с хаосом моих мыслей. Когда я вошёл в свою комнату, знакомое пространство не принесло мне облегчения. Я был физически истощен, но мысленно спокоен. В голове прокручивались события прошедшего дня — череда разговоров и противостояний, не находивших выхода. В уединении своей комнаты мне пришлось столкнуться с реальным положением дел: я оказался между своими чувствами к Сиенне и верностью семье, между тем, чего я хотел, и тем, что считал правильным. Это был конфликт, не имеющий простых ответов, и, лежа в постели и глядя в потолок, я понимал, что сон сегодня будет неуловим.

Что, черт возьми, со мной происходит?

Я всегда гордился своей способностью оставаться отстраненной, держать свои чувства под контролем. Но ситуация с Сиенной, запутанная паутина с участием Донована — все это было слишком. Это грызло меня, не давая покоя, и я не могла от этого избавиться.

Я ненавидел чувствовать что-либо; эмоции были непредсказуемы, они затуманивали рассудок и делали тебя уязвимым. И все же я был здесь, поглощённый чувствами, которые не мог контролировать или понять. Это была не просто безответная привязанность или соперничество братьев и сестер; это была глубокая, тревожная смесь желания, ревности и чувства вины. Это была буря эмоций, к которой я не был готов, и она заставила меня чувствовать себя незащищенным и сырым, что я презирал.

Это был не я, или, по крайней мере, не тот, кем я себя считал.

И это осознание было, пожалуй, самым тревожным из всех.

Я ненавидел костюмы.

Морган обязал меня надевать их в дни игр, а так как сегодня было домашнее открытие, он ожидал, что мы будем одеты строго по форме. Я должен был сосредоточиться на сегодняшнем вечере, но мои мысли были заняты другим, когда я увидел Сиенну у барной стойки. Она все еще была в пижаме, ее клубничные светлые волосы были взъерошены со сна, а в глазах читался намек на сонливость. В ее внешности была неоспоримая миловидность, естественность, непринужденность, которая неожиданно затронула мое сердце. Это было настолько непривычное и нежелательное ощущение, что я быстро отогнал его в сторону.

Сиенна подняла голову, когда я вошел, ее взгляд на мгновение задержался на мне, а затем она быстро опустила глаза, и щеки ее окрасил румянец. Ее реакция показалась мне странной. Было ясно, что между нами возникло влечение, но ее поведение выглядело так, будто она избегает меня. Это отличалось от вчерашнего, и я не мог не нахмуриться.

Пока я наливал себе чашку кофе, меня грызло раздражение от того, что она может меня игнорировать. Я не хотел быть просто еще одним человеком, которого она может легко пропустить. То, что я могу оказаться для нее несущественным, после всех эмоций и мыслей, которые она во мне пробудила, было тревожно.

Дело было не только в гордости, но и в осознании того, что, несмотря на мои старания держаться отстраненно, Сиенна смогла повлиять

на меня так, как я и не ожидал.

Я подошел к Сиенне, стараясь казаться безразличным. "Ты придешь сегодня на игру?" спросил я, прислонившись к стойке.

Она прочистила горло, в ее голосе прозвучал намек на неуверенность. "Я не уверена". Она встала, чтобы вымыть тарелку, и ее движения показались мне немного торопливыми.

Почувствовав внезапный импульс, я сократил расстояние между нами и встал так близко позади нее, что ее спина слегка коснулась моей передней части. Она слегка подпрыгнула от этого прикосновения, явно не ожидая, что я окажусь так близко. Я наклонился к ней, обхватив ее руками по обе стороны, фактически загородив ее собой. Я опустил подбородок на ее плечо, мой голос прозвучал на ухо. "Почему ты такая нервная?"

Ее реакция была мгновенной. Она тяжело сглотнула, увернулась от моей руки и поспешила прочь. Повернувшись ко мне лицом, она встретила мой взгляд, и я увидел в нем смятение. Она разрывалась, желая быть ближе, но в то же время сопротивляясь этому.

Какого черта?

Прежде чем я успел что-то сказать, она повернулась и направилась вверх по лестнице, оставив меня стоять на кухне.

Я зарычал от досады, как на нее, так и на себя. Я не понимал ее нехарактерного поведения, и это беспокоило меня больше, чем я хотел признать.

Реакция Сиенны не была похожа ни на что из того, что я испытывал с ней раньше, и это не давало мне покоя. То, что я не мог легко прочитать ее, не мог предсказать ее реакцию, нервировало меня.

Решив вернуть себе самообладание, я направился на занятия, мысленно готовясь сосредоточиться на чем угодно, только не на Сиенне. Утренние лекции отвлекли меня, потребовав полного внимания. Погружаясь в тонкости теории спортивного менеджмента и изучения конкретных ситуаций, я вытеснил мысли о Сиенне на задворки сознания. Мне приходилось балансировать между учебными обязанностями и бороться с неразрешенными эмоциями, которые таились под поверхностью. Классная комната стала моим убежищем, местом, где я мог погрузиться в знания и логику.

Черт возьми.

Я что, был гребаной девчонкой?

Это было смешно.

День шел своим чередом, а предвкушение вечерней игры росло. Открытие домашней игры всегда было важным событием, шансом задать тон сезону. Я сосредоточился на стратегиях и играх, на физической и психологической подготовке, необходимой для игры. На льду я и мои товарищи по команде были единым целым, братством, связанным общей целью. Когда приближалось время игры, энергия и волнение были ощутимы. Мы надели экипировку, каждый из нас мысленно готовился к предстоящему испытанию. В раздевалке царила атмосфера сосредоточенности и решимости, перемежаемая обычными предматчевыми ритуалами и шуточками.

Миннесота Гарден Вулвз были достойны. Они были известны своим агрессивным стилем игры и стратегическим мастерством на льду, но на этом все. Мастерства им явно не хватало, и это легко было использовать. Их футболки, темно-синие с жирными белыми надписями, были привычным зрелищем на льду, и я был удивлен, увидев, что примерно четверть трибун заполнена их зрителями.

Выйдя на лед, я почувствовал знакомый прилив адреналина. Рев толпы, холод катка, блики света — все это слилось воедино в момент чистого восторга. Хоккей был не просто игрой, он был частью моей сущности, способом направить энергию и эмоции на что-то конструктивное и захватывающее.