Лицей. Венценосный дуэт

Чернов Сергей

— Маньяка маньяка увидел издалека, — буркнул кто-то из присутствующих. Полковник замечания не стал делать. Он обращается к заму, подполковнику.

— Олег Виталич, организуй награждение Молчановой грамотой и ценным подарком. Формулировка… — полковник на пару секунд задумывается, — за мужество, проявленное при нападении серийных убийц.

— А ценный подарок какой?

— Купи какие-нибудь дамские часики, покрасивее, — решает начальник.

— В какую сумму?

— Рублей за… четыреста, плюс-минус.

— Предел — пятьсот?

— Пусть так

и будет, — полковник выносит окончательный вердикт. Присутствующие офицеры переглядываются. Подарок действительно ценный, мало у кого из них зарплата превышает семь-восемь тысяч.

Конец главы 18.

Глава 19. Отдача (после выстрела)

28 июля, воскресенье, время 09:15

Сокольнический РУВД, актовый зал.

— Ой, какая прелесть! — не удерживаюсь от восклицания, когда важный полковник на сцене протягивает мне золотые часики на жёлтом же браслетике.

Награждают меня. Грамота за «мужество и отвагу, проявленную в схватке с насильниками и убийцами, положившую конец серии убийств» держу в руке. Протягиваю другую, правую, на которую начальник РУВД и надевает часики.

В зале все, кто смог прийти. Женщин почти нет, большинство мужчин в форме. Так понимаю, ради меня собрались. Я сегодня одета по-летнему. Так жарко, что джинсы носить невозможно. Даже мужчины шорты напяливают. Так что лёгкий сарафанчик, чуть выше колен, босоножки на среднем каблуке, самый тонкий бюстгальтер и причёска с небольшим бантом. До последней мелочи выверенный образ девочки-припевочки, нежной эльфиечки из сказки.

Немного беспокоит выражение глаз окружающих мужчин. Какое-то недоверие там угнездилось. И как я ни стараюсь, никуда не исчезает. Я так целенаправленно работала над образом и всё зря? У них гарантированно должна всплывать ассоциация с дочкой, своей или друзей, соседской миленькой школьницей, выросшей на их глазах. Меня сейчас легко представить с куклой, или в школьной форме за партой… но почему у них в глазах такое недоумение?

Наконец-то полковник заканчивает манипуляции с браслетом. Что-то долго он возится, совсем навык потерял наручники одевать? И руку отпускает неохотно. Что такое? Парни всех возрастов одинаковы? Ничего, сейчас я тебе так врежу!

Делаю полшага навстречу, чуть встаю на цыпочки и клюю его губами в жёсткую щёку. Мой жест зал встречает одобрительным шумом. Ой, кажется, важный полковник чуточку краснеет. Теперь можно упархивать со сцены. Начальник нашего РУВД у меня в кармане. Такое знакомство никому не повредит.

Придерживая норовящую взметнуться вверх при каждом энергичном движении юбку, усаживаюсь рядом с сияющим папахеном. Придётся ещё немного посидеть, уходить сразу не вежливо. Начальник РУВД полковник Сафронов радует и всех остальных. По итогам этого месяца РУВД получает повышенную премию. За хорошую работу, часть из которой сделала я.

— Заметила, как на тебя смотрят? — папахен откровенно веселится.

Гляжу на него, как и на всех, наивными глазками неопытной школьницы. Но я действительно не понимаю.

— Они все сейчас в полном опупении, — папахен применяет мою лексику, научила я его плохому, — у них в голове не помещается, как могла девятиклассница, такая нежная и хрупкая, хладнокровно прирезать двух бандитов, крепких мужчин.

Точно! Ха-ха-ха, а я-то всё голову ломаю…

— Прямо уж таких крепких, — скептически кривлю губки, — обыкновенные парни.

— Да? — папахен сам начинает смотреть на меня так же недоверчиво, — а ты знаешь, что Махотин мог кислородный баллон под мышкой унести? Девяносто килограмм, между прочим, если полный.

Пожимаю плечами. От тесака в брюхо никакая сила не поможет. Вслух, однако, тему не развиваю.

Мой шеф Марченко меня ещё круче подловил. Сразу, как только на работу вышла.

— Даночка, я, конечно, в заключении написал, как положено… но, дорогуша, меня сомнения мучают. До сонной артерии не так просто добраться. Анатомию ты хорошо знаешь, не спорю. Но укус уж больно мощный. Это точно ты сделала?

Мы в комнате отдыха сидим. Оглядываюсь вокруг. На полках на противоположной стене кроме прочего стоит стакан с карандашами. Встаю, выбираю один, протягиваю шефу.

— Семён Григорич, можете перекусить?

— Что ты, дорогая моя! — машет руками, — я ж не собака Баскервилей.

А я собака, значит? Зажимаю карандаш в зубах, вонзаюсь в него, усиливаю натиск, деревяшка протестующе потрескивает. Протягиваю шефу результат, тот с уважением изучает.

— Могла бы и раскусить, но боюсь щепками пораниться, — да, могла бы. Шеф рассматривает глубокие следы на деревянном стержне. Там немножко осталось, почти до графита зубы дошли.

— Ну, и прикус у тебя, дорогуша…

Вот сижу рядышком с папочкой и думаю. Соверши подвиг, а потом ещё оправдывайся за него. Объясняйся. Ещё своим одноклассникам надо что-то сказать. А то не скажешь, борись потом со стихийным мифотворчеством.

Полковник молодец, долгими речами подчинённых не мучает, благословляет и провожает кого на боевую вахту, кого на заслуженный выходной. Нас с папахеном провожает до самого выхода, только в холле от нас отстаёт.

— Несколько назойлив этот полковник, — замечает папочка уже в автомобиле.

— Зря ты так, папочка, — накидываю ремень безопасности, — очень предусмотрительно с его стороны. Он показал своё расположение к нам на глазах подчинённых. Теперь патрульные в нашем районе будут нам честь отдавать, а кабинеты в управлении станем ногой открывать.

Перед тем, как поехать, папахен награждает меня долгим взглядом. Тут же состраиваю невинную моську.

— Поехали, чего стоишь? — мои распахнутые глаза полностью его в чём-то убеждают. Не знаю, в чём.

— Я всё думаю, — негромко рассуждает папочка, набирая скорость на проспекте, — повезёт твоему будущему мужу или ты станешь для него адовой ловушкой?