Личная жизнь тихони Элис
Шрифт:
— Почему нет?
— Потому что оно не для меня. Вам достаточно этого объяснения?
— Нет. — Он снял платье с вешалки и почти силой запихнул Элис в примерочную.
Она захлопнула за собой дверь и в полуобморочном состоянии стащила с себя одежду, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Зеркала в раздевалках, насколько она знала, делают фигуры непропорциональными — кроме разве что совсем идеальных. Ее ноги всегда казались слишком костлявыми, тело — слишком прямым, а бюст — почти невидимым.
Элис натянула на себя платье и мрачно посмотрела на свое отражение в зеркале,
Она выглядела хорошо. Или нет? — подумала она безрадостно, поворачиваясь так, чтобы увидеть себя сзади. Наконец решила, что платье смотрится на ней так хорошо благодаря остаткам загара. Оно было из мягкого джерси, выше талии облегающее и расширяющееся книзу. Вырез был большой, но его компенсировали длинные рукава, так что она не чувствовала себя в нем неудобно.
Элис с легкостью стянула его через голову, влезла обратно в свой костюм, который по сравнению с платьем выглядел совсем никудышным, и сухо сообщила Виктору, что платье подошло. Она не смотрела на него, когда произносила это, зная, что закричит, если увидит его самодовольную ухмылку.
— А теперь, — объявил Виктор, — мы можем проехаться по округе. Избавь свои ноги от пеших проулок.
Они проехали через Уорвик, мимо замка, затем по Стратфорду, который из окон машины, защищавшей их от ледяного ветра, выглядел просто великолепно. Она вспомнила, как еще ребенком ездила с матерью на спектакли в Стратфорд: ее мать старалась основательно вбить Шекспира дочке в голову.
Неожиданно для себя она обнаружила, что рассказывает обо всем этом Виктору.
— Мне всегда нравилось ездить туда, — задумчиво говорила она со вздохом, — но пьесы были немножко сложными для моего восприятия.
— Хочешь сказать, что в десятилетнем возрасте ты не могла со знанием дела рассуждать о достоинствах «Короля Лира» и «Гамлета»?
— О нет, до этого у нас не доходило! — воскликнула Элис, смеясь. — Мама не была садисткой. Я думаю даже, что это не доставило бы ей удовольствия.
После спектакля было угощение. Обычно стаканчик мороженого. Учитывая их ограниченность в средствах, Элис воспринимала это как роскошь. Шекспир и мороженое теперь стали далеким прошлым, с сожалением подумала она. Ее мать была бы счастлива видеть ее замужем.
— Проголодалась? — поинтересовался Виктор, и она кивнула.
— До смерти.
— Мы проезжали паб по дороге сюда. Как ты на это смотришь?
— Чудесно. — Она взглянула на него, их глаза встретились, и она первая, смутившись, потупилась. Полтора часа назад Элис была в бешенстве из-за того, что Виктор подверг ее пыткам, заставив примерять одежду, которая ей не нравилась и не была нужна, а сейчас она чувствовала себя так хорошо в его компании, как не чувствовала себя уже долгое время. Как будто они были давними друзьями, а не начальником и подчиненной. Она что, начала влюбляться, не заметив этого?
Элис напомнила себе, что в плане обаяния Виктор — профессионал. У него был природный дар убеждения. Эта маленькая поездка ничего не значит для него. Он вел бы себя точно так же, если бы рядом с ним сейчас была какая-нибудь пятидесятилетняя карга в твидовой юбке и корсете.
Нельзя
Они позавтракали в очаровательном пабе, где подавали вполне сносную еду. Когда они садились в машину, Виктор повернулся к ней и спросил, где она жила.
— А, где-то там, — Элис махнула рукой в восточном направлении.
— Почему бы нам не проехать туда и не посмотреть на твой старый дом?
— Что?
— Нам незачем торопиться обратно в «Верхние поля». Уже поздно для осмотра прилежащих к поместью земель. Просто глупо, проделав такой путь и оказавшись в твоих краях, не добраться до места, где ты жила.
— Я… я не… — Предложение было достаточно неожиданным, чтобы выбить ее из колеи. — Почему бы и нет? — с сомнением в голосе произнесла она, наконец.
Добраться туда заняло больше времени, чем она предполагала, потому что все улицы казались похожими одна на другую, особенно после стольких лет, но, в конце концов, они все-таки припарковались возле бывшего дома Элис. Перед его фасадом был крохотный, но ухоженный садик. Сам дом, тоже очень маленький, выглядел нарядно, а трава на лужайке была пострижена так ровно, что напоминала искусственную.
— Входную дверь перекрасили, — пробормотала Элис единственное, что пришло ей в голову, и почувствовала не соответствующее этому заявлению сентиментальное волнение в душе.
— Сколько времени ты жила здесь? — спросил Виктор, и Элис вскользь отметила, с какой мягкостью звучал его голос.
— Всю жизнь. Не было причин переезжать отсюда, сами видите. Папа умер, и мы остались вдвоем, к тому же маме нравилось, чтобы… чтобы ее окружали воспоминания. Когда я повзрослела, то стала предлагать ей переехать, начать новую жизнь, но она всегда отвечала, что никогда не сможет этого сделать.
— Наверное, ты была смыслом ее жизни.
— Она всегда говорила, что я отравляла ей существование, но на самом деле, наверное, вы правы.
Они немного посидели в тишине. Элис подумала, какой могла бы быть ее мать сейчас, и к горлу подкатили слезы, которые она тут же прогнала, часто-часто заморгав глазами. Виктору Темплу недоставало только размазывающего слезы личного секретаря.
— Тебе не хочется зайти внутрь? — спросил он. — Думаю, хозяева не будут возражать, если ты объяснишь им, что жила здесь.
— О нет! — Элис засмеялась с легкой дрожью в голосе. — Мне не нужны лишние воспоминания. Все, что я хочу помнить, у меня в душе. — Она достала из сумочки носовой платок и промокнула слезы в уголках глаз.
— Никуда больше не хочешь заехать?
Она отрицательно покачала головой, и Виктор завел мотор. На обратном пути он старался говорить только о работе, и Элис это оценила. А когда они прибыли в «Верхние поля», она совсем успокоилась, узнав, что Джеймса нет на месте.
Приятным было еще и то, что предстоящий ужин носил исключительно деловой характер. Дэвид Маккензи и Дерек Берд были вице-директорами — один по производству, другой по финансам. Насколько Элис себе представляла, вначале следовало обсудить выгодность предприятия, согласовать стоимость и организовать встречи на профессиональном уровне.