Личное дело Савелия Пузикова
Шрифт:
Она брезгливо отодвинула тетрадь в сторону:
– Читать чужие дневники безнравственно.
– Но там ведь… – чуть не плача, сказал я. – Там всё про меня! Это моё личное дело!
– Прости. – Она безжалостно нацепила на нос очки. – Ты мне не подходишь.
Я не помню, как выбежал за дверь. Ноги понесли меня вперёд, к спасительной лестнице. Я задыхался на бегу – от скорости и рыданий.
«Не могу. Не могу. Не могу».
Я умирал от смертельного позора. Но всё равно
«Может, мне и правда лучше умереть? – думал я, с безнадёгой стуча подошвами. – Если бы только не бабушка! Мама как-нибудь переживёт – у неё девочки есть. А вот бабушка…»
А ещё все эти лица вокруг! Обидно до ужаса! Я же только-только понадеялся. По чувствовал себя частью волшебного мира! И вдруг – такой пролёт. Как будто мне пинка дали. Бамц – и тю-тю. Навылет, дружок. Прямиком в мусорку!
Я побежал ещё быстрее, стараясь не смотреть по сторонам. Но всё равно слышал, как тыквенная голова Золушки печально вздохнула. Явно с сочувствием! А Красная Шапочка наоборот – фыркнула. И как оскалится! Острыми такими клыками. Может, съесть меня задумала. Раз я слабое звено.
Новая волна обиды затопила мне горло. Пришлось остановиться, чтобы прокашляться.
– Хр-р, хр-р, – спящий рыцарь сладко похрапывал у старушки на плече.
Я потёр рукой глаза.
«Ну вот и всё. Прощайте! Больше уже не свидимся».
Старушка кротко махнула пухленькой ручкой. Вид у неё, в отличие от меня, был довольный и безмятежный.
Я подобрал брошенный рюкзак и снова по бежал – теперь уже не останавливаясь – к выходу.
Скелет, завидев меня, придержал дверь и почтительно заложил костлявую руку за пояс.
«Мой славный, милый скелет, – я притормозил и с горестным вздохом поправил ему болтающийся сустав. – Как жаль, что мы не сможем стать друзьями!»
Скелет печально хрустнул выправленным плечом. Видно, поблагодарил за помощь.
Я выскочил на площадку и неуклюже покатился вниз по лестнице. Я даже не сказал ему «до свидания». Да и зачем нам видеться? У него впереди сцена. И слава. А у меня…
Я выбежал из подъезда и посмотрел по сторонам – нет ли где Юрки с кошкой. Но их нигде не было.
– И всего этого тоже не было, – сказал я сам себе. – Всё, забудь.
Я повесил за спину рюкзак и пошёл не оборачиваясь. А какой смысл?
Ничего не было. И ничего уже не будет. Никогда!
Потому что я – Савелий Егорович Пузиков – полная бездарность.
Глава пятая
К репетитору я, само собой, опоздал. И даже не позвонил! Получается, тоже подвёл человека.
Она мне теперь спасибо вряд ли скажет. А уж бабушка…
Я полез в рюкзак – искать телефон. В сё-таки надо позвонить – предупредить, что не приду. А то некрасиво.
И вдруг ахнул. А дневник-то я и забыл! Прямо там – у этой мегеры на столе оставил.
Ну да, зря я так сказал. Но ведь и она хороша! Хоть бы для приличия почитала.
Во мне вдруг слабо шевельнулась надежда: «А может, директриса ещё одумается? Позвонит? Вдруг она каким-то чудом узнала номер моего телефона?»
Но я тут же наступил своей надежде на горло:
– Сказано же тебе было – не подходишь! И актёром тебе не стать – ни-ког-да!
В этом бабушка, конечно, права. Если не знаешь, кем быть, нечего в неизвестность и соваться!
«Чёрт меня вообще в этот подъезд понёс!» – в сердцах подумал я. И начал звонить репетитору.
– Надежда Владимировна, – пробасил я. – Это Сава. Вы извините, я сегодня не приду на алгебру.
– Савушка? – Надежда Владимировна меня, конечно же, не сразу узнала. С таким-то басом! – А что случилось, дорогой? Ты приболел?
– Да, – беззастенчиво соврал я. – Холодного кваса вчера попил, вот горло и прихватило.
– Мой ты ребёнок, – заохала репетитор. – Поправляйся скорее!
Она всегда такая. Чуть что – сразу причитать начинает. Сердобольная!
– Спасибо, постараюсь, – сказал я и быстро отключился, чтобы больше не врать.
Я этого ужасно не люблю. Просто хронически не переношу ложь и всё, что с нею связано. Ещё одно доказательство того, что актёром мне не быть. Потому что актёры – это кто? Первые вруны! Можно сказать, прирождённые.
«Ну и ладно! – с болью в сердце подумал я. – Ну и пожалуйста».
И поплёлся обратно домой.
«Может, мороженого купить? – внезапно подумалось мне. И я, конечно же, страшно обрадовался такой идее. – Раз маршрутка сегодня не нужна, то и монетам пропадать нечего».
«А как же диета? – услышал я вкрадчивый шепоток. – Овсянка и всё такое?»
– Замолчи! – шикнул я, копаясь в кармане. – Тебя вообще не спрашивают!
И стал демонстративно считать мелочь.
«Вот ты какой, – противно захихикал голосок. – А ещё герой называется».
– Без твоих комментариев обойдусь, – я подбросил монетки в воздух. – Сиди там и молчи. Нашлась тут.
Я же её сразу узнал! Свою потерянную совесть.
«Ленивый распустёха, – послышалось у меня в животе гнусавое пение. – Толстяк и бармаглот».
– Ничего-ничего! – пообещал я. – Сейчас ты у меня быстренько замолчишь! От шоколадного мороженого любая совесть враз замерзает!
Она испуганно запищала. Что-то там о чести и достоинстве. Но я уже и не слушал. Потому что зашёл в магазин.
Наспех прикончив мороженое, я наконец почувствовал что-то вроде умиротворения.