Личное дело женщины-кошки
Шрифт:
– И что вам от меня надо? – осторожно осведомилась директриса.
– Самую малость, – пояснил Сергей. – У Ивана Ивановича есть сестра, у бедняги нелады с головой. Не спрашивайте причин, просто примите это как факт. Иван Иванович поможет вам с ремонтом, а вы поселите у себя несчастную и приглядите за ней. Основное пожелание – с ней никто не должен встречаться. Анна, так зовут больную, имеет дочь, Иван Иванович боится, что сообщение о безумной матери сильно ранит его племянницу. Короче, Анну объявят умершей и привезут к вам!
– Но, –
– Не бойтесь, все при ней! – успокоил ее Сергей. – Главное, изоляция, и поменьше вашего медперсонала. За Анной станет ухаживать одна женщина, отличный специалист, она приедет вместе с сумасшедшей.
Казакова согласилась, Иван Иванович оказался человеком дела, зиму обитатели интерната встретили во всеоружии, в тепле, при свете, с горячей едой.
Анну поселили в маленьком домике, стоящем отдельно от основного корпуса. Очевидно, Иван Иванович очень любил сестру, потому что помещение для нее отделал шикарно и приставил к ней медсестру, Елизавету Ломейко.
– Кого? – подскочила я.
– Елизавету Ломейко, – повторила Казакова, – хорошую сиделку, очень положительную, прям монашку. Глаза в пол, на голове платок, слова из нее не выдавить.
Несколько лет Ломейко безотрывно бдила за Анной, брала лишь один выходной в месяц и уезжала в Москву. Тогда в домике сидел кто-нибудь из местных сестер. Но Елизавета перед отъездом непременно делала подопечной укол и говорила сменщице:
– Анна спит, не будите ее, греха не оберетесь. Если, не дай бог, она очнется, звоните мне, вот номер телефона.
Но больная ни разу не доставила никому хлопот. Иван Иванович никогда не появлялся в интернате, он не звонил Казаковой, все проблемы решал Сергей. Он появлялся раз в год, отдавал деньги вперед сразу за двенадцать месяцев и более не беспокоил директрису.
Потом вдруг Елизавета не вернулась после выходного, и Анна осталась без присмотра. Вот тогда Эвелина впервые воспользовалась телефоном, который дала ей сиделка. Трубку сняла незнакомая женщина, представилась соседкой и сказала:
– Она сломала ногу, упала на улице. Вот не везет ей! Знаете, Богдана-то убили!
– Кого? – не поняла Эвелина.
– Сына Лизы, – словоохотливо пояснила соседка, – пришла беда, отворяй ворота. Осталась она одна, кто ухаживать за ней станет?
Через час после этой беседы в интернате неожиданно появился Сергей.
– Елизавета попала в больницу, она рекомендовала на свое место Зою Андреевну Килькину, – с порога сказал он, – как вам эта кандидатура?
Эвелина удивилась. И когда только ни с кем не разговаривавшая Елизавета ухитрилась сдружиться с молчаливой Зоей? Но ответила искренне:
– Килькина подходит! По образованию она врач, но обстоятельства вынуждают ее работать медсестрой, и она неболтлива.
– Отлично, – кивнул Сергей, – проведите инструктаж – и за дело.
– А если Зоя откажется? – поинтересовалась Эвелина. – У нее дочь не слишком взрослая, а с Анной надо неотлучно сидеть.
– Не беспокойтесь, – ответил Сергей, – думаю, медсестра согласится, вы проведите беседу.
Естественно, директор не могла отказать секретарю никогда не виданного благодетеля. Иван Иванович сделал для интерната много хорошего. Именно он сумел выбить для привлечения людей тот самый дом, в котором сейчас проживала Зоя, а сколько раз спонсор давал деньги! Ясное дело, Эвелина вызвала Килькину и сказала:
– С сегодняшнего дня предлагаю тебе работать в спецотделении, занимаешься только одной больной, находишься при ней неотлучно. Выходной один день в месяц, но зарплата прибавится.
Директриса полагала, что Зоя начнет задавать вопросы, но та сухо ответила:
– Понятно.
– Тебя проинструктируют в отношении лекарств, – перешла к делу Эвелина.
– Я в курсе назначений, – как ни в чем не бывало сказала Килькина.
– Откуда? – изумилась Эвелина, которая сама не знала, что дают Анне.
– Последние месяцы именно я заменяла Елизавету Андреевну, когда та уезжала на выходной, – как всегда бесстрастно пояснила Зоя, – Анна ко мне привыкла. Вы не волнуйтесь, я справлюсь!
И жизнь в интернате побежала по накатанной колее.
Потом к Эвелине Лазаревне приехала пожилая дама. Явилась она не в интернат, а к директору на квартиру. Правда, Казакова живет в том самом много раз упомянутом здании, и понятие «дом» давно слилось у нее со словом «служба».
Незнакомка приехала около девяти вечера в субботу. В Фолпине народ продолжал жить по старинке, многие не запирали замков. Эвелина тоже не думала о безопасности, поэтому просто удивилась, когда вдруг услышала из коридора незнакомый голос:
– Здравствуйте! Эвелина Лазаревна, вы где?
Директриса вышла на зов, увидела пожилую, хорошо одетую даму, хотела спросить: «Кто вы?» – но не успела.
Пенсионерка рухнула на колени, вытянула вперед руки и запричитала:
– Помогите, умоляю, сердце разрывается, извелась вся, устала, дайте на дочь взглянуть!
Эвелина Лазаревна кинулась поднимать старуху, но та упорно твердила:
– Разрешите с дочкой встретиться.
– Ваша дочь помещена в интернат? – решила выяснить директриса.
– Да, да, да, – затрясла головой старуха.
– Нет никаких препятствий к свиданию, – попыталась растолковать ей Эвелина, – завтра после двенадцати можете увидеть дочку. С утра у нас процедуры и занятия, а после полудня свободный график посещений.
– Нет, мне сейчас надо, – настаивала незнакомка.
– Время позднее, уже объявили отбой.
– Ради Христа, – заплакала старуха, – завтра никак не могу! Можно ее не будить, мне бы только взглянуть и убедиться, что она жива.
– Ладно, – после некоторого колебания согласилась директриса, – как зовут вашу дочь?