Личное сообщение
Шрифт:
Через два дня я получила послание: «Можете мы обедать в пятница вместе?» Надо сказать, что помимо моего героя я взяла в этой компании группу из нескольких человек, в числе которых был и его начальник, презабавный тип (назовём его Пончик), обожающий болтать и сочиняющий длиннющие предложения, начинённые кучей наукообразных сведений и цифровой статистикой. Мой атлет предлагал совместную трапезу после урока с этой группой. Что было после получения приглашения? Я решила, что женатому мужчине наскучили семейные будни и хочется новых впечатлений. Хорошенько поразмыслив, я отправила ответ.
– Привет!
– Salut! 16
После
– Куда ты предлагаешь пойти? – спросила я, намерено становясь в том ракурсе, в котором, по моему мнению, мой нос выглядел выигрышнее всего.
16
Привет (франц.)
Он слегка поморщился
– Туда, куда не ходят любимые коллеги. Здесь недавно открылось ретро кафе, про которое они ещё не расчухали.
– Всё ясно, подальше от коллектива. Я подозревала что-то подобное. Ты часто обедаешь вне офиса?
– Угу, – буркнул он, глядя под ноги. – Предпочитаю лишний раз не появляться в нашем ресторане.
Кафе называлось «Чайковский». Крошечный (ростом всего около метра) портье, наряженный в чёрный фрак с белой манишкой и чересчур объёмный цилиндр, обрадовано приветствовал нас у входа.
Для украшения интерьера хозяева обзавелись антикварными часами, кружевными салфетками, предметами из старинных сервизов, а на стенах развесили картинки, с буколическими сценками досуга дам и кавалеров прежних столетий. Зал был уютный и чистый.
Мы заказали по бизнес-ланчу. Я спросила:
– А ты знаешь, что за углом жила Надежда фон Мекк – женщина, влюблённая в Чайковского, никогда не встречавшаяся с ним лично, но написавшая ему сотни писем.
– Конечно, не знаю. А он был в курсе её чувств?
– Однажды она почти прямым текстом написала ему о страсти, которая её мучила. И это всё.
Нам принесли заказ, но еда не интересовала меня. Он улыбался также обаятельно, как и в тот раз, когда сообщил про свою мизантропию.
Я поинтересовалась:
– Ты живёшь далеко отсюда?
Он со вздохом назвал подмосковный город.
– Ого! Каждый день таскаешься
– Да, грустная судьба! По дороге в офис завидую тем, кто может с утра пораньше гулять с собачками в центре Москвы.
В кафе заиграла музыка. Звучало ретро, но из эпохи значительно более близкой нам, нежели Петру Ильичу. Примерно пятидесятые годы двадцатого века. Что-то лирическое.
Мы немного помолчали. Он смотрел на меня, не отрываясь. Я тоже глядела ему в глаза и не отводила взгляд.
– Что посоветуешь мне для изучения языка? – спросил он, прищурившись и слегка улыбаясь уголками губ.
– Ну… в принципе, надо делать всё, что доступно. Смотреть кино, читать книги и газеты, слушать песни, – дала я банальный ответ.
– Ты мне поможешь? – он улыбнулся ещё хитрее.
– Конечно, а чего бы ты хотел в первую очередь?
– Наверное, читать и смотреть в оригинале мне пока рановато. Лучше побольше говорить, потому что наши французы с нами по-французски болтать не желают. Долго и можно всё понять извращённо.
– Они по-своему правы, – подтвердила я. – Было дело, один студент решил общаться с шефом на его языке и тот велел ему ехать в командировку. Парень же, наоборот, понял, что ехать не нужно, поэтому оказался в глубоком нокауте, когда за день до вылета ему вручили авиабилет, а он не приготовил презентацию или что-то в этом роде.
Он засмеялся.
– Вот-вот… поэтому можно иногда встречаться с тобой? Мы могли бы говорить по-французски.
Огоньки надежды прыгали в его голубых глазах.
– Без проблем! И вообще с удовольствием! У меня ведь полно времени. Уроки-то обычно с утра или вечером. Редко бывает, чтоб разрешали как у вас в середине дня.
Его лицо вспыхнуло от радости.
– Тогда, может, сходим прогуляться после нашего занятия в среду?
Добрый день!
Большое спасибо за приглашение, но после урока с Пончиком мне нужно очень спешить, чтобы зайти по делам в Центр, а потом бежать на следующий урок.
До встречи на занятии!
Среда настала быстро. Я пришла как всегда вовремя. Я оделась очень буднично, он с обычной элегантностью. Мы разбирали диалоги, делали упражнения. Мы вели себя как будто ничего не произошло. Смотрели друг на друга как учитель и ученик, связанные формальными отношениями, и никогда больше не говорили о том письме и обеде.
Шли месяцы. Он занимался очень хорошо, и мы уже могли свободно болтать на самые разные темы. Конечно, его французский был несовершенен, но он прилагал много усилий, и у него получалось всё лучше и лучше. Однако сам он по всей видимости был неудовлетворен прогрессом, потому что однажды после урока сказал: