Личный демон. Книга 2
Шрифт:
— Выпей, — протягивает ей кубок Агриэль. — Выпей, легче станет. Зря ты себя наказываешь. Знаешь ведь, что ни в чем не виновата.
Ну знаю, думает Катя. А толку-то?
Вино в кубке душистое, пряное, густое, как… как кровь. Солоновато-сладкое, живительное, обволакивающее разум. Но и пьянея, Катерина удивляется тому, что обнажившееся дно кубка являет глазу странно знакомые, зубчатые швы. И цвет такой… костяной, нехороший.
— Это что, череп? — оторвавшись, слабым голосом спрашивает она.
— Одного очень нравственного человека, — усмехается Велиар. — Он все твердил, что многие скорби очищают душу и приводят в царствие небесное. Ну мы и сделали из его башки чашу скорбей для самого Люцифера. Вдруг и правда очистимся? — И чертов кедеш подмигивает Кате. Немыслимо похабно подмигивает.
Катерина, скривившись, запускает кубком в камин. Белиал хохочет, точно подросток, удачно приколовшийся над приятелем.
— Да вы, я вижу, не скучаете, — произносит низкий, проникающий прямо под кожу голос. Голос, которого Катя ждет с момента прихода в покои сатаны.
И все-таки ей немного неловко от того, что их подловили. Застукали. Вино, постель, разговоры об интимном. Атмосфера полного взаимопонимания.
— Пользуемся моментом, хейлель, — ничуть не смущается Агриэль, наглая морда.
Люцифер оглядывает их с благодушным выражением лица, потом, залихватски хэкнув, подпрыгивает и обрушивает свое длинное мускулистое тело поперек кровати. Катерина невольно вскрикивает и поджимает ноги. Тут уже мужчины смеются хором. Придурки, боже, какие придурки.
— Вернулась-таки, — мягко улыбается Тайгерм, протягивает руку и гладит катино колено — собственническим, почти непристойным жестом. — Верну-у-улась…
— А ты думал, с Анджеем останусь? — осведомляется Катя.
— Нет, — качает головой Денница. — Слишком много долга, слишком даже для тебя, моя радость. Ты не годишься в Прекрасные дамы. В тебе еще очень много жизни.
— Ну вот, а я-то надеялась, — ворчит Катерина, наигранно мрачнея.
— Вечно вы, люди, надеетесь на то, к чему не готовы, — философски замечает Велиар. — Ну что, оставить вас, голубки?
И Катя с удивлением замечает, как по лицу аколита пробегает мимолетная тень.
— А ты сможешь? — со значением спрашивает Люцифер.
— До чего вы мне оба надоели! — морщится Агриэль и… исчезает.
— Он что, влюблен в меня? — трудно удержаться, чтобы не сморозить глупость, когда ты пьяна, когда слабеешь и таешь под горячими ладонями, лежащими на твоих коленях — пока просто лежащими, без всяких поползновений.
— Частично, — насмешничает Денница. — Влюблен, но не во всю тебя. Велиар скучает по Кэт. Уж как он старался спасти свою пиратку, как старался…
— Отчего ж не спас?
— А что мы можем против вашей воли? — искренне изумляется Тайгерм. — Мы не всесильны. Делаем только то, чего вы, смертные, хотите. Нет у нас власти над душой человеческой, что бы вы себе ни напридумывали.
— Получается, Кэт ХОТЕЛА, чтоб он ее к стене приковал и трахал, точно резиновую бабу? — недоумевает Катерина.
— А ты? — посмеивается князь ада. — Ты хотела спать со мной на глазах у тысяч грешных душ?
— Да я ничего так не боялась, как этого! — взвивается Катя.
— Страх — оборотная сторона желания, — шепчет Люцифер. Теперь его голос другой — чистым бархатом касается кожи, щекочет, ласкает. — Ты хотела того, кто защитит тебя от презрения, от унижений, от людской злобы. Кэт хотела того, кому могла бы доверять, в ком могла бы раствориться. Хотела стать женой, матерью, дамой сердца. Стала. Хоть и ненадолго, бедная девочка.
Саграда отворачивается. Не хочет она объяснений, а хочет уснуть и увидеть во сне Торо. Живым и невредимым. Пусть он будет злее сатаны, пусть скрипит зубами, обещает своей Кэт порку, килевание, обзывает шлюшьим мясом — так даже лучше. Можно целую ночь верить, что вот он, бесчувственная, тупая сволочь, ее Испанский Бык, в редком для себя буйстве, бьет копытом, сходит с ума. Из-за нее, своей Пута дель Дьябло. А битвы с каперами не было, не было ее.
Вот только знает Кэт, знает море Кариб, знает океанское дно, принявшее обломки «Сердца моря» с принайтованным к фок-мачте трупом: было, все было. И закончилось.
У El coraz'on del mar еще оставалась одна, почти истаявшая в горячей синеве надежда: на скорость свою да на попутный ветер. Но «Сердцу моря» не везло, точно забрали удачу, отняли и над водами развеяли. Корвет сразу взяли в клещи, отстреливаясь, они потратили все до последнего ядра, и вскоре корабль пылал, словно брандер. [57] Дубовый и тисовый, любимый капитаном и командой, будто родное дитя, El coraz'on del mar горел и тонул, разбитый артиллерийским залпом с головного судна каперов. Половина команды погибла сразу, а живые завидовали мертвым, мечась по палубам и прыгая за борт. Крепко насолил Испанский Бык англичанам, ох крепко. Били на уничтожение, даже не пытаясь взять корвет в качестве приза. [58]
57
Корабль, нагруженный горючими или взрывчатыми веществами. Использовался для поджога и уничтожения вражеских судов — прим. авт.
58
Призом называли судно, захваченное в ходе абордажа и предназначенное для продажи или для дальнейшего использования — прим. авт.
— Торо, Торо, — сопит Кэт, пытаясь волочь неподъемное тело капитана по мокрой от крови, разбитой, щелястой палубе. — Помоги же мне, ублюдок, помоги…
— Катари…
Испанский Бык говорит с трудом, зазубренный металлический осколок засел у него в яремной вене, жизнь вытекает из Торо пульсирующими струйками. Он мертв, УЖЕ мертв, хотя еще дышит, редкими, прерывистыми вдохами глотает воздух пополам с собственной кровью, и розовая пена стекает по его подбородку. Пута дель Дьябло тянет своего бычару к борту, тянет в сторону крена, надеясь… Ни на что больше не надеясь. Зная — так надо. Надо втащить тяжеленную тушу на фальшборт, перевалить через леера, прыгнуть следом, схватить и держать, держать, покуда хватит сил, покуда мозг не лопнет от перенапряжения — но и тогда руки, сведенные смертной судорогой, не разожмутся.