Личный закон
Шрифт:
Недолго думая, он сунул пилотку за поясной ремень и рванул на помощь. Напавшие на прапорщика не сразу сообразили, что к драке еще кто-то присоединился. Только когда от удара по почкам на землю с диким воплем рухнул висящий на Калмыке парень, они повернулись к Самохину. Но момент был упущен. Юрка бил профессионально, наверняка: пальцами в печень, сапогом в колено – и вот уже трое валяются на земле, корчась от боли. Освободившийся от захвата Калмык молча расправился с остальными. Размашистыми ударами он уложил их на землю и стал добивать
Юрка думал перебраться через забор винзавода, но Калмык повлек его в сторону, к небольшой металлической калитке. Все еще тяжело дыша, он достал из кармана ключи.
Спустя пять минут они уже сидели в каптёрке у Калмыка. Тот стянул разорванную рубаху и под краном стал смывать кровь и пот с расцарапанной физиономии. В сложенных ковшиком ладонях умещалось не меньше пол-литра воды.
– Ты откуда появился? – спросил он, распрямляясь и протягивая руку за полотенцем.
– Из города на автобусе приехал. Гляжу – тебя убивают. Решил встрять.
Калмык небрежно махнул рукой.
– Убивалка у них еще не выросла. Это братья Гончаровы с корешами. Решили меня поучить… Нажрались – и герои! Вот увидишь, завтра с пузырем придут мириться.
Юра с сомнением покачал головой.
– Завтра они лечиться будут. Мы их от души… А чё хотели-то?
– Вроде как я у них телку отбил.
– А ты не отбивал?
– Да я ее и видел всего один раз! Прикинь, она к Егорову бегала, а эти дебилы решили, что ко мне. Ну, теперь я им устрою веселую жизнь…
Юра хохотнул:
– Они уже веселятся. Недели две отходить будут.
Прапорщик согласно кивнул, затем вытянул вперед руку с выпрямленными пальцами и ткнул ими воздух.
– Где так насобачился? Я думал, в десантуре только руками махать учат, а ты прям как в кино. Три удара – восемь дырок.
Самохин слегка поморщился. Обычно он не любил распространяться на такие темы, но отчего-то гигант прапорщик вызывал у него симпатию.
– Я же в спецназе служил. До этого боксом четыре года занимался. Да и командир в Афгане гонял нас, как собак.
Калмык удивленно поднял брови.
– Так вы вот это, – удивленно подняв брови, Калмык опять повторил ладонью Юркин удар, – друг на друге отрабатывали?
– Нет, на пленных.
– Как так? – поразился прапорщик.
– Как, как – молча! – психанул Юрка. – Просто отрабатывали на живом человеке разные точки: куда бить, рукой или ножом, чтобы с первого раза, чтобы раз – и все! В бою секунды решают, начнешь возиться – тут тебе и конец. «Духи» тоже ребята подготовленные, воевать умеют.
– А ты… много людей убил?
Юрка усмехнулся.
– Не знаю. Я девять раз в засады ходил. Когда бьешь из калаша – не считаешь.
Калмык понимающе покивал и, неожиданно хлопнув старшего сержанта по плечу, полез в шкаф.
Через секунду на столе появились банка мясных консервов, копченая колбаса, хлеб и бутылка вина. Отработанным движением Калмык вскрыл консервы, содрал оболочку с колбасы, нарезал ее крупными кусками, затем накромсал хлеб и выдернул штопором пробку из бутылки. Юра молча наблюдал за приготовлениями, но когда в стаканы полилась янтарная жидкость, протестующе поднял руку, отказываясь от выпивки. Калмык удивленно уставился на него.
– Чё так?
– Да как-то привык без этого, – поморщился Юрка, – всегда спортивный режим соблюдал.
– И в Афгане не пил? – искренне поразился прапорщик.
– Там было, но в меру. А здесь все нужно начинать сначала.
– В спорт вернуться собираешься?
– Хотелось бы. Доктор сказал, что скоро я должен полностью восстановиться.
– Ну вот и начнем путь к полному восстановлению. Вино отличное, кладовщица с винзавода подогнала. Тем более мы ж без фанатизма – по стаканчику.
Юра поднял стакан и понюхал: терпкий аромат сухого вина с нежными нотками фруктов, интимный и очень приятный. Он согласно кивнул и, чокнувшись с Калмыком, отпил глоток. Вино действительно было очень хорошее.
– Для райкома делают, – прокомментировал Калмык, ставя пустой стакан на стол. – Умеют, когда захотят! Горбатый, сука, им весь бизнес поломал. Виноградники вырубили: то ли под арбузы, то ли под кладбища. Хрен поймешь этих придурков…
Юрка молчал, опустив глаза. Там, откуда он прибыл, подобные речи звучали часто, но здесь, в Союзе, он еще не знал, как реагировать.
Видимо, Калмык понял, и небрежно пояснил:
– Ты привыкай. Этих козлов уже никто не уважает. Сами, сволочи, с жиру бесятся, а народу что остается? Что скомуниздил, то и сожрал… Вот если нечего переть, тогда приходится жить честно, с восьми до пяти.
Вместо ответа Самохин залпом осушил свой стакан.
– Да ладно, Миша, я уже давно по этому поводу не заморачиваюсь. Ты бы видел, что наша верхушка в Афгане творит! Тащат все подряд, как перед потопом. За деньги все продают. Даже звания, ордена, должности. Транспортники битком забитые барахлом в Союз улетают. Бойцы, кто попроворнее, тоже стараются не отставать…
– Ну и правильно делают! – кивнул Калмык. – А ты, я так понимаю, пустой прикатил?
– Как-то не срослось у меня со шмотками. Главное – живой и здоровый.
Миша снова плеснул в стаканы.
– Ну, тогда за главное!
***
Самохин открыл дверь в родной боксерский зал, и в нос ему ударил густой запах пота. На тренировке им пропитано все: перчатки, майки, трусы. Это амбре начисто глушило попытки системы вентиляции облагородить атмосферу. Юра глубоко вдохнул неповторимый запах детства, запах успеха и побед, запах, который снился ему два года…