Лицо отмщения
Шрифт:
— Понимаете, дядюшка, за мной пришли люди архонта, но мне показалось, что это стражники, посланные эпархом.
— Ты что, уже много выпил?
— Ну при чем тут «выпил»? Они же без гербовых котт — поди отличи, к какому ведомству принадлежат.
— Господь моя защита! — печально вздохнул Баренс. — Я только что разговаривал с Никотеей. Она намерена вытребовать вас и ваших людей сопровождать ее в Киев.
— Она,
— Да, она собирается в Киев, но речь сейчас не о том. Несмотря на юность, эта очаровательная девушка сообразила, что графу Квинталамонте лучше не задерживаться в византийских землях. А опытнейшим оперативникам Института эта простая мысль, похоже, в голову не пришла. Положительно, мой дорогой, ты меня удивляешь!
Ладно, сейчас девочка пошла убеждать архонта, что все те, кого избили и затоптали сегодня, — жертвы ваши с Лисом и что именно такие лихие вояки нужны ей в эскорт. Так что, если вас не казнят сегодня, то завтра непременно отпустят.
— Но дорогой дядюшка, вы же не дадите нас казнить?
— Для профилактики стоило бы, — угрюмо отозвался монах-василианин. — Но, боюсь, в этом случае у вас не будет возможности раскаяться в неблаговидности своих поступков. Ладно, так и быть. На первый раз замнем это дело, но может быть, вам придется демонстративно принять христианство византийского обряда.
— Это, типа, Херсонес стоит заутрени? — появился на канале Лис.
— Некоторым он может стоить отпевания. Ты зачем украл коня?
— Ну, как бы это доходчиво объяснить? Потому шо ничего более скоростного рядом не оказалось.
— А ты знаешь, у кого ты его украл?
— Да так, у одного водолаза.
— Этот, как ты выразился, водолаз — прокурор Херсонеса.
— Шо, правда? Да, нехорошо получилось. Надо было больше взять. Я думал, нормальный потерпевший.
— О Господи!
— Да не, это я о благотворном влиянии православной церкви на служителей Фемиды. Он как из храма вышел, даже на человека похож был.
— Сергей, ты неподражаем!
— Это я к тому, шо видимость обманчива…
— Все, помолчим. — Баренс включил изображение, и Лис с Камдилом увидели прелестную Никотею, в сопровождении верной служанки входящую в скромную келью, отведенную Георгию Варнацу.
— Завтра мы отбываем в Киев, отче, — едва прикрыв двери, начала она.
— Мне сказывали, что вы намерены, не оставаясь долее здесь, отправиться к Великому князю русов, Владимиру. Но если говорить о брачном союзе, о котором так печется ваш дядя император, то вряд ли уместно вам лично ехать ко двору Мономаха. Пристойней, пожалуй, было бы дожидаться здесь гонцов из Киева.
— Отец мой, — скромно потупила очи севаста Никотея, —
— Все так, дочь моя, однако же…
— Я не совершаю ничего предосудительного. Правитель рутенов, или, как называют их здесь, русов, — ромейский вельможа высокого рода, мы наверняка в родстве, пусть и дальнем. Разве не могу я, следуя по стопам моей любимой матушки, взяться описать точно и красиво все увиденное мною? Но если матушка прославила град Константина, я желаю увидеть и воспеть иные великие места. Что же касательно брачных уз, то разве есть что-то зазорное в том, чтобы вдовому сыну государя узреть странницу на путях ее странствия и воспылать высокой страстью не к ее отдаленному образу, а к ней самой, во плоти и крови?
— Ты говоришь разумно, дочь моя, но…
— Святой отец! Я так рада, что вы находите слова мои разумными! — нежно вскидывая на монаха лучезарные глаза, улыбнулась севаста. — Стало быть, вы не станете возражать против скорейшего отъезда?
— Пожалуй, нет.
— Вот и замечательно! Я верила, что найду в вас не только духовного пастыря, но и истинного патриота нашей державы и, смею надеяться, моего доброго друга. — Никотея собралась было уходить, но вдруг остановилась и достала из рукава свернутый пергамент. — Это распоряжение об освобождении графа и его людей из-под стражи и о зачислении их в мою свиту. Несколько минут назад оно подписано архонтом. Надеюсь, вам не составит труда передать этот рескрипт по назначению?
— Архонт все же подписал его? — с трудом скрывая радость, кивнул Джордж Баренс. — Но, быть может, ему еще не донесли, что мессир рыцарь — родственник короля обеих Сицилий?
— Я понимаю ваши сомнения, святой отец. Ни рыцаря, ни его спутников не станут более преследовать. Архонту донесли о прискорбном родстве мессира Вальдара, однако я заверила дядю, что тот порвал с семьей и, приняв крест, вступил в рыцарское братство под чужим именем как раз затем, чтобы скрыть свое происхождение из преступного стана Отвиллей.
— И что же?
— Мои слова убедили архонта, — кротко потупилась Никотея. — Воистину, Господь благоволит правому делу.
Лес закончился, сменившись унылыми предгорьями, усеянными великим множеством желтовато-белых валунов, испещренных, точно язвами, небольшими кавернами. Местные жители утверждали, что некогда Гермес, развлекаясь, украл священную отару у царя Сартака. Но тот, возмущенный до глубины души злодейством озорного бога, взмолился, прося Зевса покарать обидчика. И когда Гермес, затолкав в мешок несчастных животных, расправил крылья на сандалиях, пытаясь взлететь, владыка Олимпа превратил овец в камни. Мешок не выдержал подобной нагрузки, и камни рассыпались, одарив предгорья огромной каменной отарой. Пристыженный вестник богов был вынужден, понурив голову, вернуться на Олимп, а царь Сартак возблагодарил Зевса за исполнение его просьбы. Правда, с недавних пор овец в легенде похищали демоны, а наказывал их Илья Пророк, но на участи каменных мериносов это никоим образом не отразилось.