Лицо в темноте
Шрифт:
— Она великолепна, как все, что вы делаете.
— Какой умный мальчик, Брай. Может, оставим его при себе? — усмехнулся Джонно.
Майкл улыбнулся, не уверенный, следует ли ему смутиться.
— Нет, правда. Мне нравятся все ваши вещи.
— А диско?
— Дрянь.
— Очень умный мальчик, — решил Джонно. — Как вы встретились с Эммой на пляже? — Он продолжал говорить, зная, что Брайану требуется время, чтобы привыкнуть к приятелю дочери.
— У нее возникли некоторые сложности с волной, и я помог ей выбраться на берег. — Майкл обошел
Брайан выдавил еще одну улыбку и взял стакан теплого лимонада.
— Ты много времени уделяешь серфингу?
— Использую каждую возможность.
— Как твой отец?
— Нормально. Он теперь капитан.
— Слышал. А ты, должно быть, закончил школу.
— Да, сэр. В июне.
— Будешь продолжать?
— Вообще-то да. Отец рассчитывает на это.
Достав сигареты, Джонно машинально предложил Майклу. Тот взял, но после первой затяжки у него свело желудок.
— Значит, — немного развеселившись, спросил Джонно, — собираешься идти по стопам отца? Кажется, у вас называют копов плоскостопыми?
— О! — Майкл отважился на еще одну слабую затяжку. — Вряд ли я создан быть полицейским. Вот отец в этом деле мастер. Очень упорный, как было с делом вашего сына. Он годами продолжал работу над ним, даже после того, как его закрыли. — Майкл осекся, испугавшись, что завел об этом речь, и тихо закончил: — Он такой целеустремленный.
— Да, конечно.
Несколько успокоившись, Брайан улыбнулся очаровательной улыбкой, за которую его любили поклонники. Жаль, что он не добавил в лимонад рому.
— Передай ему мои лучшие пожелания, хорошо?
— Ясное дело.
Майкл облегченно вздохнул, когда вошла Эмма, неся поднос с напитками.
Час спустя она провожала его к машине.
— Хочу поблагодарить тебя за то, что ты не сказал папе о моей сегодняшней неудаче.
— Пустяки.
— И все же. Папа очень… беспокоится. — Эмма взглянула на высокую каменную стену. Куда бы она ни приезжала, всюду были стены. — Наверное, если бы он мог, то поместил бы меня под колпак.
Желание погладить ее по голове оказалось таким сильным и таким неожиданным, что Майкл успел поднять руку, но, осознав это, провел ею по своим волосам.
— Должно быть, он тяжело переживает случившееся с твоим братом, и все такое.
— Отец ужасно боится, что кто-нибудь попытается похитить и меня.
— А ты?
— Нет. Рядом всегда телохранители, поэтому никто меня не тронет.
Ухватившись за ручку дверцы, Майкл смущенно топтался на месте. И вовсе он в нее не втюрился, ничего подобного. Она еще ребенок.
— Может, встретимся завтра на пляже?
— Может быть. — В груди Эммы учащенно забилось сердце женщины.
— Я показал бы тебе несколько приемов обращения с доской. Чтобы улучшить технику.
— Замечательно.
Майкл сел в машину и долго возился с ключом, прежде чем завел двигатель.
— Спасибо за колу и все остальное.
— До свидания, Майкл.
Он наконец тронулся с места и едва не заехал на газон, поскольку смотрел в зеркало заднего вида на Эмму.
Он ходил на пляж каждый день, но в то лето больше ее не видел.
Глава 15
Еще час до отбоя. Час до того, как сестра Непорочница зашаркает тапочками по коридорам, сунет нос в каждую комнату, проверяя, что музыка выключена, а одежда аккуратно висит в шкафу.
— Уже онемели?
— Кажется, нет.
Марианна притопывала в такт песне Билли Джоэла. Да, Билли прав. Девочки-католички начинают слишком поздно.
— Эмма, ты держишь лед на ушах двадцать минут. Ты отморозишь их.
Холодные струйки текли по рукам, но Эмма продолжала крепко прижимать лед к ушам.
— Ты уверена в том, что делаешь?
— Разумеется.
Покачивая бедрами, Марианна подошла к зеркалу, чтобы насладиться видом золотых шариков в недавно проколотых ушах.
— Я следила за каждым движением моей кузины, — сказала она и добавила с немецким акцентом: — И у нас ест фесь инструмент. Лет, иголька. Картофелину мы стащили на кухне. Два быстрых движения — и твои интересные ушки станут красивыми.
Эмма не отрывала глаз от иголки, пытаясь найти выход, который сохранит нетронутыми и ее уши, и ее гордость.
— Я еще не спрашивала разрешения у папы.
— Господи, Эмма, прокалывание ушей — личное дело каждого. У тебя начались месячные, появилась грудь — какая ни есть, — ухмыльнулась она. — Значит, ты уже женщина.
Эмма сомневалась, что хочет становиться женщиной, если ради этого лучшая подруга вонзит ей иглу в мочку уха.
— У меня нет сережек.
— Возьмешь пока мои. У меня их целая куча. Ну же, прояви свою британскую волю.
— Хорошо. — Набрав побольше воздуха, Эмма отняла лед от одного уха. — Не промахнись.
— Я? — Опустившись на колени перед креслом, Марианна сделала фломастером крошечную отметку на ухе подруги. — Слушай, если я промахнусь и всажу иглу тебе в мозг, можно тогда забрать твою коллекцию пластинок?
Прыснув, она прижала к мочке картофелину и воткнула иглу.
Неизвестно, кому из них после этого было хуже.
— Господи, — простонала Марианна. — По крайней мере, мои родители могут не бояться, что я стану наркоманкой. Втыкать шприц просто отвратительно.
Эмма безвольно сползла по креслу.
— Ты не говорила, что я почувствую это. — Когда у нее забурлило в желудке, она сосредоточилась на том, чтобы сидеть неподвижно и ровно дышать. — О боже. И ты не говорила, что я услышу это.
— Я ничего не слышала. Правда, мы с Марсией стащили у отца бутылку. Наверное, мы вообще ничего не чувствовали и не слышали.
Взглянув на подругу, Марианна заметила на мочке кровь. Всего капельку, но ей почему-то вспомнился фильм ужасов, который они с кузиной смотрели этим летом.