Лицо в зеркале
Шрифт:
На какое-то время отклонившись от своих планов, с гулко бьющимся сердцем Корки, по-прежнему веря в хаос, помчался в оранжерею.
Оставив Максвелла Далтона одного с заверениями, что тотчас же вернется, Рисковый Янси поспешил вниз, когда баллончик с дезинфицирующим спреем еще скатывался с крыши крыльца на траву.
С обеих сторон к входной двери примыкали стеклянные панели, но слишком узкие, чтобы в щель мог влезть человек, особенно такой здоровяк, как Рисковый. Кроме того, расположение панелей не позволяло дотянуться до замка, если б он и заявил, что сначала разбил стекло, а потом открыл замок изнутри.
Уже засунув пистолет в кобуру, открывая дверь, Рисковый вдруг подумал, что сейчас столкнется нос к носу с Лапутой. А может, с Гектором Иксом. Но его встретила только ночь, холодная и мокрая.
Он вышел на крыльцо. Судя по тому, что увидел, звон разбитого стекла не заставил соседей Лапуты сбежаться к его дому.
Впрочем, кто-то мог и смотреть в окно. Он сильно рисковал.
На крыльце стояли несколько растений в горшках. Он выбрал маленький горшок.
Дождавшись появления на улице автомобиля, бросил десятифунтовый горшок вместе с растением в окно гостиной. На этот раз грохота хватило, чтобы привлечь внимание всей округи.
Рисковый выхватил пистолет и рукояткой вышиб несколько осколков, еще торчавших в раме. Затем залез в окно, обрывая шторы, скинув с подставки вазу, натыкаясь на мебель, словно впервые попал в дом Лапуты.
Теперь у него была стройная версия. Услышав крик о помощи, донесшийся из разбитого окна, он звонил в звонок, барабанил кулаком в дверь, а потом, не дождавшись ответа, разбил окно, поднялся наверх и нашел Максвелла Далтона.
Конечно, в этой версии правдой и не пахло, но это была его версия, и он собирался стоять на ней до конца.
Вновь вернувшись на крыльцо, уже как положено, через дверь, и учитывая критическое состояние Далтона, Рисковый набрал на мобильнике 911. Назвал диспетчеру свой служебный номер и объяснил ситуацию.
— Мне нужна «Скорая помощь» и джейки, как можно скорее. — После паузы добавил: — Джейки — это полицейские в форме.
— Я знаю, — ответила диспетчер.
— Извините.
— Все нормально.
— Мне нужен реанимобиль.
— Я знаю.
— Извините.
— Вы — новичок, детектив?
— Мне сорок один, — ответил Рисковый, тут же поняв, что диспетчер спрашивала о другом.
— Я хотела сказать, вы — новичок в отделе расследования грабежей и убийств?
— Нет, мэм, я служу в нем так давно, что уже и забыл, как служилось где-то еще.
Но это расследование, однако, было первым, связанным с призраком или кем там еще мог быть Данни Уистлер с его способностями проникать в твои сны, а потом растворяться в зеркале. Впервые Рисковый разговаривал по телефону с убитым киллером. Впервые столкнулся с преступником, который морил голодом и мучил свою жертву, поддерживая его жизнь внутривенными вливаниями.
Переговорив с диспетчером, Рисковый под дождем
перебежал улицу. Поглубже засунул пистолет-отмычку «Локэйд» под водительское сиденье.
А поднимался на крыльцо, уже слыша нарастающий вой сирен.
Войдя в библиотеку, Этан увидел на полу смятую фотографию. Ханны. Ту самую, что недавно стояла на столе в квартире Данни, до того, как ее с хрустом вырвали из серебряной рамки.
Исчезновение связки маленьких колокольчиков со стола Этана предполагало, что Данни побывал в Палаццо Роспо. Электронные письма Девоншира, Йорна и Хэчетта подтверждали, что данное предположение соответствовало действительности. А эта фотография, по разумению Этана, уже рассматривалась как вещественная улика.
Мертвый, абсолютно мертвый, согласно утверждению доктора О'Брайена из больницы Госпожи Ангелов, Данни оставался живее всех живых, да еще приобрел способности, которые противоречили здравому смыслу и определялись как сверхъестественные.
Он побывал в Палаццо Роспо.
Он находился здесь и сейчас.
Этан никогда не поверил бы в ходячего мертвого человека, если б ему не прострелили живот, если б он не умер и не воскрес, если б не попал сначала под «Крайслер», а потом под грузовик, если б не оказался жив и здоров после второй своей смерти. Сам он не был призраком, но после событий двух последних дней мог поверить в призрака, чего уж скрывать, и во многое такое, что раньше отмел бы, как невероятное.
Может, Данни тоже не был призраком. Может, он был кем-то еще, только Этан не знал слова, определяющего его нынешнее состояние.
Но, кем бы ни был сейчас Данни, человеком он считаться более не мог. И, таким образом, его мотивы не представлялось возможным раскрыть ни методом дедукции, ни интуицией, на которые полагался любой полицейский детектив.
Тем не менее Этан чувствовал, что его друг детства, с которым он с давних пор не виделся, не представлял угрозы для Фрика, что роль Данни в этих странных событиях была скорее милосердной. Человек, который любил Ханну, который хранил у себя фотографию Ханны через пять лет после ее смерти, по натуре был скорее добрым, а не злым, и, уж конечно, не мог и помыслить о том, чтобы причинить вред невинному ребенку.
Сложив фотографию и засовывая ее в карман, Этан крикнул: «Фрик! Фрик, где ты?»
Не получив ответа, заметался между полками, заставленными тысячами книг самых разных авторов, от Конрада Айкена до Виктора Гюго, от Александра Дюма до Эмиля Золя, от Сомерсета Моэма до Гюстава Флобера, и так далее, до Шекспира и Эзопа, боясь, что найдет мальчика мертвым, а то и не найдет вовсе.
Не нашел.
В читальной зоне неподалеку от входа стояли не только кресла, но и стол с телефоном и компьютером.
И хотя наружные телефонные линии более не работали, внутренняя связь функционировала независимо от телефонной сети. И отключиться могла только при прекращении подачи электричества.
Этан нажал клавишу «ИНТЕРКОМ», потом клавишу «ДОМ», нарушив одно из основополагающих правил миссис Макби, запрещающих искать мальчика одновременно по всему дому, от третьего этажа до второго подземного уровня. Из каждого телефонного аппарата на всех пяти этажах зазвучало: «Фрик? Где ты, Фрик? Где бы ты ни был, отзовись!»