Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона
Шрифт:
Прошла неделя, и люди начали терять надежду. Во льдах не было заметно почти никаких изменений. Более того, казалось, что льдины стали плотнее, чем раньше. Возможно, ветром их прибило к какой-то неизвестной земле на севере или северо-западе. Решимость и стремление действовать быстро постепенно пропадали, настроение в лагере опять сменилось покорным смирением.
К счастью, теперь работы у них было предостаточно: все занимались охотой на тюленей и их доставкой в лагерь. К 30 января, спустя восемь дней после окончания бури, они успели запастись тушами одиннадцати тюленей. Шеклтон решил послать упряжки Маклина и Гринстрита еще в одну поездку к Океанскому
На этот раз условия для поездки были существенно лучше, и весь путь занял менее десяти часов. Каюры вернулись с остатками припасов, обнаружив в старом лагере много консервированной сельди, табака и целых шестьдесят фунтов бульонных кубиков. Кроме того, они привезли достаточное количество книг. Нашлись даже несколько томов энциклопедии «Британника», которым все особенно обрадовались. Даже Макниш, набожный пресвитерианец, порадовался новым книгам, поскольку до этого вынужден был постоянно перечитывать от корки до корки свою Библию.
В течение следующих двух дней Шеклтон внимательно следил за изменениями во льдах и решил, что завтра утром восемнадцать человек под руководством Уайлда отправятся за «Стенкомбом Уиллсом», чтобы доставить его в лагерь. Такую новость все восприняли с большим облегчением. Многие, особенно матросы, сомневались, что вся команда поместится в двух шлюпках.
«Я очень рад, — писал Уорсли. — Если нужно будет пересаживаться в шлюпки, намного безопаснее будет в трех; на двух команда из двадцати восьми человек в любом плавании почти наверняка обречена, выжить практически невозможно».
Команду, которой предстояло тащить шлюпку, разбудили в час ночи, и после плотного завтрака они отправились в путь, взяв с собой пустые сани для шлюпки. В таком составе и без груза идти было довольно легко, поэтому люди пришли на место уже через два часа десять минут. Уорсли назначил Херли поваром, а Джеймса — его «товарищем и главным помешивателем похлебки». Они собрали всю еду, которую смогли найти. В итоге получилась смесь из собачьего пеммикана, жареных бобов, консервированной цветной капусты и свеклы. Все вместе приготовили в пустой таре из-под бензина. По мнению Маклина, получилось «очень хорошо», Джеймс тоже с удовлетворением отметил, что все «удалось на славу».
В половине седьмого утра отправились в обратный путь к лагерю Терпения, и, несмотря на то что с грузом идти было значительно тяжелее, продвигались весьма неплохо. К полудню они уже находились в миле от своей цели. Шеклтон и Хасси вышли встречать их с чайником горячего чая. «Самым долгожданным чаем, который я когда-либо пил», — написал Джеймс. К часу дня «Стенкомб Уиллс» уже был в лагере.
Шеклтон тут же поинтересовался, не сильно ли устал Маклин, чтобы вернуться обратно в Океанский лагерь, на этот раз уже на своих собаках, и привезти еще припасов. Маклин согласился. В три часа дня они вместе с Уорсли и Крином, который взял с собой упряжку щенков, выдвинулись в путь. Менее чем в двух милях от Океанского лагеря они наткнулись на широкую полоску открытой воды. Уорсли отчаянно пытался уговорить товарищей продолжить путь. Он бегал вперед-назад по краю льдины, показывая возможные маршруты перехода, которые, по словам Маклина, были «совершенно невозможными». «Мне было его жаль, но глупо продолжать движение при таких обстоятельствах», — вспоминал он.
Тем же вечером Уорсли описывал свое разочарование от того, что пришлось возвращаться назад, но добавил: «Я очень рад, что льды оставались плотными, пока мы не перетащили обратно нашу третью шлюпку». Кроме того, он заметил: «Думаю, наши животы устали от постоянной мясной диеты. Конечно, скоро мы к этому привыкнем, но я считаю, что было бы лучше, если бы мы добавляли туда немного жира. Многие страдают от вздутия живота, если мягко выразиться, или попросту от газов». Но команде было не до шуток. Из-за однообразной пищи почти все страдали запорами, что усугубляло и без того не слишком приятный процесс. Обычно, когда человек чувствовал необходимость, он отходил за соседний ледяной хребет, скорее для защиты от непогоды, чем для уединения, и справлял нужду так быстро, насколько мог. С тех пор как они покинули «Эндьюранс», приходилось обходиться без туалетной бумаги, поэтому люди научились использовать то, что всегда было под рукой, — лед. Таким образом, многие сильно ранили себя, и, к сожалению, не было способов помочь им, поскольку все нужные мази, как и большинство других медикаментов, лежали сейчас на дне моря Уэдделла.
В холодную погоду все страдали оттого, что слезились глаза. Слезы стекали вниз по носу и образовывали на его кончике сосульку, которую рано или поздно приходилось отламывать. И как бы аккуратно это ни делалось, вместе с ней отдирался и кусочек кожи, оставляя вместо себя плохо заживающую и очень болезненную ранку.
Путешествие к Океанскому лагерю за «Стенкомбом Уиллсом» изменило настроение многих людей. До этого некоторые еще надеялись, что льды вот-вот раскроются. Но после двенадцати миль пути туда и обратно все убедились, что паковый лед плотный, как никогда. Время, когда они могли мечтать, закончилось. Оставалось только сидеть и ждать.
Дни тянулись за днями, будто в серой монотонной дымке. Температура оставалась высокой, а ветер — слабым. Большинству хотелось скоротать время ожидания во сне, но долго находиться в спальных мешках было невозможно. Любой способ убить время использовали на все сто процентов, и даже больше. Так, 6 февраля Джеймс писал: «Херли и Босс ежедневно играют по шесть игр в покер. Думаю, каждый считает игру своей обязанностью, но это здорово помогает скоротать время. Самое ужасное — когда его нужно как-то убивать. Это кажется такой пустой тратой, но ничего не поделаешь».
Каждый день походил на предыдущий, поэтому любое необычное явление, каким бы незначительным оно ни было, вызывало огромный интерес.
Восьмого числа Джеймс писал: «Сегодня мы очень скучали по дому из-за запаха горящей веточки, которую нашли [в каких-то старых водорослях]. Любой новый запах, или запах, навевающий воспоминания, действует на нас чудесным образом. Возможно, мы сами уже сильно пахнем, и это остро ощущалось бы другими людьми, ведь прошло целых четыре месяца с тех пор, как мы по-настоящему мылись…»
«Сейчас, — продолжал он, — мы рассматриваем стены наших палаток, наблюдая за тем, какие из них надуваются ветром… Я мечтаю оказаться там, где направление ветра не имеет значения».
«Мы также страдаем от Amenomanid [буквально — ветреное помешательство], — писал он позже. — Эта болезнь может протекать в двух формах: либо человек начинает проявлять болезненную озабоченность направлением ветра и постоянно об этом говорит, либо сходит с ума оттого, что слушает других, больных Amenomanid. При второй форме человек все больше слушает. У меня обе формы».